Правда выше солнца
Шрифт:
– Бесится, – Мелиту передёрнуло. – Ушёл на Батим, мрачный, как туча.
– Ушёл? – кровь болезненно толкнулась в виски. – Он ничего не сказал эллинам?
– Нет. Я прилетела часа три назад. Жрецы сказали, что он тебя пытал и бросил в изолятор. Я хотела сразу сюда бежать, но он вызвал. Передал дела. Велел следить за комплексом. И телепортировался на Батим. Злой был и грубый. Статуи эти его... Ух. В общем, нет, с Парниса он не спускался. Ни в Афины, ни ещё куда.
– Вот упрямый мудак, – с горечью сказал Кадмил. – Что же он задумал? Неужели всё
Мелита накручивала на палец прядь волос, с тревогой вглядываясь в его лицо.
– Ладно, – сказал Кадмил. – Ступай, занимайся делами. Сам знаю, как много всякого дерьма приходится решать, когда нет Локсия.
– Кадмил, – начала она.
– Оставь меня тут, – перебил он. – Я всё это заслужил. Только не забывай присылать жратву, хорошо?
– Кадмил...
– Ты уже, поди, не помнишь, но, если не заряжаешься пневмой, приходится часто есть. Я вот сейчас голоден.
– Кадмил!
Он замолчал.
– Не знаю, что ты тогда сказал такого особенного, – с трудом выговорила Мелита. – Ну, когда мы связались по «лире». Но теперь... В общем, мне ужасно стыдно и... И жалко, что я... И... И ты самый лучший человек, кого я знаю, а я... Я – идиотка.
Она смотрела под ноги, теребя перекинутый через плечо ремень. Кадмил просунул руку в окошко и погладил её по голове.
– Сама же сказала, что я не человек, – тихо произнёс он.
– Это не важно нисколечко, – пробормотала она, прижимаясь щекой к его ладони.
Кадмил закрыл глаза.
Врагами были – друзьями навек стали.
Забыли беды, живём, не зная печали.
Из сумки задребезжал звонок «лиры». Мелита вздрогнула.
– Таскаешь с собой эту хреновину? – криво ухмыльнулся Кадмил. – Хотя да, ты же сейчас за старшую.
Мелита ответила несчастным взглядом.
– Давай, валяй, – он убрал руку и потёр ломившую шею. – Ответь, мало ли, Локсию срочно надо.
Она кивнула, жалобно подняв брови. Скинула сумку, присела на корточки, достала «лиру» и подняла антенны. Вставила в ухо горошину приёмника.
– Боишься, что подслушаю? – не удержался Кадмил.
– Здесь же камень кругом, – сказала Мелита обиженно. – Помехи страшные. А так лучше слышно…
Кадмил поднял ладони.
– Делай, как знаешь, мне-то что,– сказал он.
Мелита нажала кнопку на боку «лиры».
– Лабораторный комплекс Парнис, – сказала она дежурным тоном. – Да, моя богиня... Нет, его нет на месте... На Батиме... Часа два назад...
Последовала пауза. Мелита придавила пальцем горошину в ухе. Глаза её вдруг расширились, рот округлился.
– Как? – выдохнула она. – И что теперь?
По ту сторону связи на сей раз говорили дольше. Мелита слушала, глядя перед собой сосредоточенно и тревожно.
– Понимаю, – сказала она наконец изменившимся, чужим голосом. – Извещу всех немедленно.
Встала, растерянно потирая руки.
– Кто это был? – спросил
– Хальдер Прекрасная, – ответила Мелита всё тем же чужим голосом. – Союзница Локсия. Она… она говорит, что на Батиме началась война.
– Война? – тусклый свет кристалла показался ярким, почти слепящим. – Большая? Та, которой они боялись?
– Да. Большая. Та самая, – Мелита прижала ладони к вискам. – И Хальдер сказала, что Локсий не выходит на связь.
Интерлюдия 4. Небо красное, как кровь рабов
Батим, 614 квадрат Северного полушария. 2195532 сутки, 78 минута. Последние мгновения мира.
«Мальчишка, – думает Локшаа. – Щенок безмозглый. Зачем я только его оживил? Сострадание есть немощь, худшая из всех. Стоило оставить его мёртвым. Это всё Орсилора. Притащила труп, закатила истерику. Да, Вайга погиб так же. И тоже по собственной глупости. Если ей так хочется, пускай бы родила нового сына. Но нет, надо было потешить свои бабские слабости! И сам я хорош, поддался».
Руки сноровисто порхают над пультом, набирают команды, подкручивают регуляторы, перебрасывают тумблеры. Здесь, внутри командного пункта, царит тишина. Это особая тишина, такая, какая бывает перед пепельным экваториальным штормом. Она таит в себе обещание грома. Гром прогремит в двух мирах: родившись на Батиме, отзовётся на Земле.
Панорамный монитор показывает армию. Тысяча двести солдат, выстроенные кругами по триста человек. Круги – ровные, как небесным циркулем отмеренные. Солдаты стоят в полной боевой выкладке, с жезлами наперевес. Стоят неподвижно.
А над их головами так же неподвижно парят четыре купола. Четыре громадины, каждая размером и весом с десантный транспортёр. Серые, как небо, с гладкими покатыми боками, с решётками излучателей на нижней стороне.
Мобильные телепорты.
«Порядок, что вы установили – плох, – звучат слова в голове Локшаа. – Власть, которая опирается на обман, ненадёжна и несправедлива». Он изучает графики на малых экранах пульта. Следит за пляской контрольных огоньков. Обрывает ползущую из прорези ленту, пропускает между пальцами, просматривая бледные, только что отпечатанные машиной цифры. Всё в норме. Всё готово.
Что ж, начинаем!
Он тянется к стене и поднимает стеклянную, овальной формы крышку. Под ней в стальном гнезде тускло блестит рукоять рубильника. Затаив на секунду дыхание, Локшаа обхватывает цилиндр рукояти и, преодолев звенящее сопротивление пружин, включает подачу энергии.
Пол вздрагивает. Глубокий, как из самого центра планеты, гул затапливает комнату. «У-о-о-о-н-н-н-н». Это поёт выпущенная на свободу пневма. Огромные резервуары, погружённые в землю, окованные сталью, залитые бетоном. Пневма копилась здесь годами. Жизненная энергия эллинов, которую обменяли на сотни тысяч, миллионы часов пустого блаженства. Неприкосновенный запас, хранившийся для особого случая.