Правила первокурсницы

Сокол Аня

— Замолчи! — бросил рыцарь, как бросают кость собакам.

— Как вы разговариваете с леди? — попенял барону серый, и одновременно с этим, с его пальцев сорвались зерна изменения, неправильные зерна, так похожие на жалящих пчел.

— Крис, магия! — закричала я, но мой голос заглушил треск. С таким звуком пересыпаемая крупа ударяется о дно котелка. И зерна — пчелы серого ударились о невидимую стену, что выросла вокруг моего спутника. Нет, не выросла, а всегда была.

— Медальон посвященного? — удивился странный лакей. — Похоже, приобретали в той же лавке, что и масочку. Как же я хочу познакомиться с их продавцом, пожать, так сказать руку. И отрубить ее. А потом еще

и голову, ибо только такое наказание полагается рыцарю, который осмелился выступить против первого рода и передать врагу государства медальон.

Крис не счел нужным отвечать, во всяком случае, словами. Вместо этого в серого пса полетел нож. Хорошо так полетел. С такого расстояния Оуэн не промахнулся, а может, это серый не стал уклоняться, или не успел. Как бы то ни было, но лезвие по самую рукоятку вошло в плечо бывшего лакея. Но тот даже не пошатнулся. Лишь растянул губы в отвратительной улыбке. Богини!

Ушей коснулось тихое шипение, словно где-то недалеко, разогрели паровую погрузочную лапу. Я опустила взгляд, под лавкой крутился маленький цилиндрик. Крис бросил не только нож, который служил лишь средством отвлечения. Свист прервался, я ощутила мягкий толчок в грудь, а потом мир брызнул в разные стороны стеклянным крошевом. Стекла вагона рассыпались, словно по ним ударили кувалдой. По всем разом. Или швырнули зерна пустоты, или вот этот маленький цилиндрик механиков с Тиэры, начиненный непонятной силой, разрушающей вещи. Пожилая женщина закричала, прижимая к груди ридикюль. Мужчина с раскосыми глазами закрыл голову руками. Серый стоял словно монолит, а Оуэн перемахнул через лавку, а потом и через лишенную стекла раму трамвайного окна, выпрыгнув из вагона на ходу. Осколки захрустели под его ногами.

Трамвай издал длинный тревожный звонок и стал рывками замедлять ход. Я схватилась за лавку, рядом с которой стояла. Чувство надвигающейся катастрофы лишь усилилось

«Благодарю вас, леди Астер», — слова серого прозвучали в моей голове.

Я посмотрела на мужчину, хотя больше всего мне хотелось завизжать и затопать ногами. Хотелось потребовать, чтобы он взял свои слова назад. Хотелось, чтобы они вообще никогда не звучали.

— У вас кровь, леди Астер, — проговорил серый пес.

И я тут же ощутила жжение на щеке, коснулась кожи руками, посмотрела на пальцы, они были алыми. Один из разлетевшихся во все стороны осколков чиркнул по скуле, но я настолько растерялась, что даже не подумала о воздушном щите, только о словах серого. Я продолжала думать о них и сейчас.

«Благодарю вас, леди Астер…»

Я подняла голову, посмотрела в его абсолютно черные глаза и вздрогнула, настолько тяжелым был взгляд тьмы, что глядела на меня из человеческих глазниц.

— А у вас нет, — прошептала я, отступая назад. Рукоять ножа все еще торчала из плеча бывшего лакея, но ни одной капли крови не растекалось на одежде, совсем как у деревянного болванчика, на котором учили сражаться Илберта.

Вагон снова дернулся и тут же остановился. Тревожно забил колокол, созывая патрульных. Женщина в вязаном чепце продолжала кричать. Я с трудом оторвала взгляд от черных глаз, развернулась, подхватила юбки и бросилась к выходу.

— Леди, — простонал стюард, когда я сбежала по ступеням и оглянулась. Вагон остановился прямо посреди улицы, напротив кондитерской, служащий которой, сейчас смотрел на меня сквозь дыру в стеклянной витрине. От цилиндрика Криса досталось не только трамвайному вагончику.

Оуэна уже не было видно, хотя прошло всего… Сколько? Не больше минуты.

Я бросилась к тротуару, колокол вдали затих, это почему-то лишь усилило тревожное чувство внутри.

Из лавок

и мастерских выглядывали люди, кто-то вышел и теперь указывал пальцем на вагон, кто-то тряс кулаками перед разбитой витриной, а потом поворачивался к трамваю и начинал кричать. Водитель в форменной фуражке почему-то ругался со стюардом, что продавал билеты. Пахло чем-то сладким. Ванилью?

Я огляделась. Кондитерская, цветочная лавка, Эрнестальский золотой банк, залоговая контора, дом целителя, контора по найму прислуги. Криса — Мэрдока нигде не было. Он не мог уйти далеко. Все что ему нужно — это найти укромное место, снять личину и… Нет. Он не сможет. Оуэн не маг. Я почувствовала беспомощность.

— Он нырнул в переулок, — услышала я голос серого пса и с испугом оглянулась.

Черноглазый лакей неторопливо шел ко мне. И пусть сейчас его глаза уже стали совершенно нормальными, тьма все еще была там. Я видела ее. Чувствовала.

— Вон вот, между банком и кондитерской, — он указал рукой, и я проследила за его жестом. И тут же разозлилась на себя. Этот черноглазый мне не друг. И он не друг Крису, а ведет себя так, словно мы давеча пили чай в матушкиной малой гостиной и он небрежно восхищался гобеленами на стенах.

«Благодарю вас, леди Астер…» — эти слова то вспыхивали, то гасли у меня в голове, как угли в камине.

— Смешной вы человечек, — констатировал лакей, поравнявшись со мной. Ножа в его плече больше не было, но рана по-прежнему отказывалась кровоточить. — Вы все такие забавные.

Он сказал это таким тоном, с каким папенька обычно пенял щенку Ильберта, когда тот делала лужу на ковре. В его тоне были раздражение, усталость и ирония человека, который видел в этой жизни все и не ждал ничего нового, а вот поступки маленького щенка иногда развлекали его, но чаще вызывали досаду.

— Прекратите! — прошептала я.

— Почему? — удивился бывший лакей с любопытством.

И это испугало меня, гораздо сильнее, чем тьма в его глазах, сильнее, чем вертящийся цилиндрик, сильнее, чем «да», которое ответил Крис, когда я спросила о Джиннет. Меня испугали не слова, а то, как он их произносил, испугал неподдельный интерес в голосе, словно ему и в самом деле было не все равно, что я отвечу.

Бояться нужно не угроз и не ругани, бояться нужно именно такого вот внимания, на которое человек совершенно не имеет права. И тут же мне отчего-то вспомнился моя черная рапира. Подарок, который я ничем не заслужила, но который мне все-таки сделали.

«Девочка встала не на ту сторону» — сказал Альберт.

Мысль, пришедшая следом за этими воспоминаниями, была столь ужасающей, что я замотала головой, чтобы отогнать ее.

Закричала серая найка, как предвестник грядущей беды, а спустя миг раздался грохот выстрела, как раз с той самой стороны, куда указывал серый пес. Магические сферы бесшумны, грохот издает лишь свинец, а бляха посвященного спасает только от магии, с железом Крису придется сражаться самому. Или не сражаться и умереть.

Я бросилась в переулок, запах ванили, которым тянуло из кондитерской, только усилился. Эрнестальский золотой банк был по правую руку, лавка сладостей — по левую, тяжелый стук солдатских сапог — за спиной. Переулок между домами был достаточно широк, чтобы проехала телега и достаточно узок, чтобы не дать четверке серых псов атаковать одновременно.

Крису не повезло, переулок заканчивался тупиком. Патрульные, стоящие напротив рыцаря, справедливо полагали, что загнали Оуэна в угол. Трое лениво покачивали мечами, четвертый перезаряжал метатель. Четверо против одного, не считая того, что бежал следом за мной. Да, совсем не похоже на рыцарский турнир или поединок чести.