Правила первокурсницы

Сокол Аня

— За что? — глухо спросила она. — Вы, Ивидель ничего не сделали. Вы попросили о знаниях, а учить заветам богинь — первейшая обязанность каждой жрицы.

Карета остановилась. Я могла представить, что чувствовала баронесса. Помню, маменька на неделю слегла, когда отпала надобность в совете попечителей приюта, по той простой причине, что бургомистр передал этот самый приют под опеку жриц и вздохнул с облегчением, вычеркнув одну строчку расхода из бюджета провинции. Маменька, посвятившая приюту много времени, ощущала себя ненужной, отброшенной за ненадобностью. А ведь у графини Астер были муж, дети и немаленькое

поместье, требующее постоянного внимания. А что было у жрицы? По всему выходило, что ничего, кроме маленького домика в Льеже и мальчишки-слуги.

— Негоже заставлять государя ждать, — повторила бывшая баронесса, распахнула дверь кареты и вылезла наружу. — Чем быстрее вы ответите на вопросы князя, тем быстрее вернётесь к своему несносному рыцарю.

Я ступила на мостовую следом за Аннабэль и с удивлением увидела, что экипаж привёз нас в воздушную гавань.

— Ну что вы застыли, как статуя девы Одарительницы, Ивидель? — насмешливо спросила жрица, румянец на её щеках стал ещё ярче. — Князь не планирует задерживаться в Эрнестали. — Она указала на чёрную гондолу без всяких опознавательных знаков. Ни герба первого рода, ни штандарта князя. И что еще страннее, ни одного окна. В меру мрачно и таинственно. По моему мнению, именно на таких дирижаблях контрабандисты должны привозить из степи табак. Папенька очень ругался, когда нашёл кисет у Ильерта.

Я оглянулась, увидела гондолу Академикума и скучающего стюарда рядом с раскрытой дверью. В этот миг мне почему-то очень захотелось оказаться там, а не здесь.

— Быстрее зайдёте, быстрее выйдете. — Аннабель распахнула передо мной дверь чёрной гондолы. — Не съест же вас государь, в конце концов, у него несколько иные вкусовые пристрастия, — пошутила бывшая баронесса, когда я ступила на качнувшимся палубу и закрыла дверь.

Надо сказать, она ошиблась и оказалась права одновременно. Я не вернулась к своему несносному рыцарю. И да, князь меня не съел, но сделал кое-что похуже.

Первое, на что я обратила внимание, оказавшись в гондоле княжеского дирижабля, это отсутствие пассажирского зала или вообще чего-либо подобного. Я оказалась в узком коридоре. Второе, меня никто не встретил. Внутри не было ни стюарда, ни дворецкого. Я прошла до конца коридора остановилась перед тёмной резной дверью. Подняла руку и постучала. Подождала ответа. Но напрасно. Несколько минут я переменилась с ноги на ногу, а потом постучала второй раз. С тем же успехом. Наверное, нужно было уйти. Развернуться, выйти из этой чёрной гондолы и вернуться в банк или в Академикум. Но, увы, я так не поступила, вместо этого толкнула дверь, переступила порог и, присев, тихо проговорила:

— Простите…

Вряд ли так надлежит входить к князю, но что делать в такой ситуации, меня не учили. Я представила, как побледнеет Кларисса Омули, когда я посетую ей на это.

— Простите, государь… — повторила я и замолчала.

В комнате никого не было. А как же слова жрицы о том, что нельзя заставлять князя ждать? Видимо, это его нельзя, а меня вполне.

Больше всего эта небольшая комната напоминала малую гостиную. Диваны, обитые узорчатой тканью, низкий столик, три кресла напротив бара с напитками, зеркало почти во всю стену и даже раскидистый куст какого-то растения на полу в кадке. Я коснулась зеленых листьев, те оказались настоящими,

а не подделкой из ткани.

— Как же ты тут выживаешь без солнца? — растеряно спросила я, без особого удивления отмечая, что за шторами в этой гостиной нет окон. Вот только непонятно обрадовало меня это или огорчило. Взгляд зацепился за неприметную дверь рядом с диваном. Она сливалась по цвету со стенами и потому не бросалась в глаза. Больше ничего интересного или же достойного внимания. Ничего и никого.

После двадцатиминутного ожидания недоумение взяло верх над хорошими манерами, и я все же подергала за ручку двери. Но она, увы, оказалась запертой.

— И что теперь делать? — сама себя спросила я.

Вместо ответа пол под ногами вздрогнул, а потом… Знаете это чувство пустоты, которое появляется в животе, когда тебя подбрасывает кверху? В детстве я была от него в восторге. Сегодня, когда дирижабль пришёл в движение, меня посетило совсем иное чувство и отнюдь не радостное.

Я в панике бросилась обратно, выскочила в коридор, пробежала несколько шагов и толкнула дверь на улицу, очень боялась, что она не откроется. Но она открылась. И я вцепилась в ручку так, что свело пальцы. Нога замерла над пустотой. Все что мне осталось, это с ужасом наблюдать, как стремительно удаляются пирсы воздушной гавани.

Дирижабль набирал высоту. Голова закружилась, я заставила себя выдохнуть и закрыла дверь. Крыльев у меня нет. Я вернулась в гостиную, упала на диван и растерянно спросила:

— Девы, что происходит?

— Мы покидаем Эрнесталь, — услышала я голос, вскочила, покачнулась, схватилась за спинку дивана и увидела себя в зеркале. Во все ещё пыльной одежде, все ещё с растрёпанными волосами… Но не это заставило меня вскрикнуть. И не ощущение полета, а то, что дверь была открыта, и в зеркале помимо меня отражался мужчина. В одной комнате со мной был мужчина. Он все еще носил старый мундир княжеского гвардейца…

Мы встретились глазами в отражении, и я даже не понимала, что стягиваю в ладонь зерна изменений, пока они не сорвались с пальцев и не устремились к пожилому седовласому гвардейцу, что когда-то встретился нам с Гэли на улицах Льежа. Хотя, «встретился» — неправильное слово. Он нас чуть не отправил к богиням, пытаясь забрать инъектор[1].

Пламя в светильниках лизнуло стенки плафона. Зерна изменений, как искры костра, взлетели в воздух. Но им навстречу тут же устремились другие, неправильные, вывернутые, так похожие на рассерженных пчел. Гвардеец был магом. Неправильным магом, по словам Аннабэль Криэ, еще и отрезанным от силы, да и вообще мертвым магом. Но он был. Сила столкнулась с силой. Зерна изменений с зернами изменений. Словно крупу из котелков с двух сторон швырнули. Большая часть поглотила друг друга, но многие достигли цели. И мои, и его.

Седовласый гвардеец… Арирх, если не ошибаюсь. Он даже не вздрогнул, когда жар опалил лицо, седые волосы, брови и ресницы. Кожа пошла пятнами, ткань старого мундира стала тлеть.

А вот те, что попали в меня, вывернутые, искореженные, ужасные в своей сути, они коснулись руки и… Ничего не сделали. Исчезли, стоило только приблизиться к моей одежде, коже, волосам.

— Мы в неравном положении, леди, — произнес гвардеец и улыбнулся, словно старый дядюшка. — Вы хотите причинить мне вред, а я вам нет.