Право быть

Иванова Вероника Евгеньевна

Мог ли я помочь говорящей?

Пожалуй, мог.

Но в те минуты я думал только о себе.

«И правильно! Только, пожалуйста, и впредь не переставай этого делать, потому что ты - это мир».

Она долго шла обратно. Настолько долго, что Борг поспешил отправиться в караулку, чтобы встретить возвращение сознания привратника вместе со стариком и, буде надобность, вновь разлучить лучших друзей, а я остался рядом с маркизой, благо распахнутое окно все быстрее и быстрее вытесняло из воздуха комнаты прежнюю затхлость и отчаяние.

Да,

она могла и навечно остаться в стране грез, из которой всего один короткий и безболезненный шаг до Порога, но я надеялся на… Нет, не на лучшее. Вновь входить в жизнь с осознанием всех совершенных ошибок - не самая завидная участь, и любое здравомыслящее существо предпочло бы этого не делать, а мне нужно, чтобы маркиза вернулась.

«Жестокий мальчик…».

Есть такое.

«В конце концов, ты справишься со своими делами и без участия несчастной старой женщины».

Разумеется. Только знаешь… Возможно, ей упомянутое участие необходимо гораздо больше, чем мне.

«Открыть глаза может совсем другой человек, незнакомый тебе прежде, не забывай».

Я помню. И все же хочу рискнуть.

Мантия, как ей свойственно, была права в высказанных опасениях, но по той же причине не делала поправку на мой опыт, основываясь исключительно на собственных знаниях и умениях.

Человеческая жизнь слишком коротка, по меркам прочих разумных рас, но тем не менее люди проходят от рождения к смерти те же мили пути, что и все остальные: играют, учатся, взрослеют, принимают решения. Только движутся гораздо быстрее, а следовательно, и все прочие ступеньки, по которым карабкается или спускается вниз сознание, сменяют друг друга, едва успевая встретиться.

Иначе обстоит дело с памятью. Когда не хватает времени дать всестороннюю оценку каждому случившемуся событию, кладовая воспоминаний заполняется прискорбно беспорядочно, это я ощутил на собственной шкуре. И если среди трудов праведных и неправедных выпадает свободная минутка,

чаще всего обращаешься в размышлениях не к ситуации, покорно ожидающей внимания в очереди, а к той, что оставила наиболее яркий след, или к той, что произошла совсем недавно. Старые же поступки и проступки благополучно теряются среди нагромождений новых.

Правда, пока молод, тебя не беспокоит путаница в собственной голове. Наоборот, кажется, что все разложено по полочкам, на которых еще куча свободного места. Места и в самом деле много, только оно возникает не по причине тщательной уборки, а потому что все, до чего не дошли руки-мысли, заталкивается в темные углы и глубокие ящики, мол, потом разберемся. А по прошествии многих лет вдруг с удивлением обнаруживаешь, что кладовая памяти загромождена до самого потолка и в распоряжении у тебя лишь воспоминания, оказавшиеся рядом. Хорошо, если они будут полезными и приятными, а если нет? Если они будут родом из наивного детства или безрассудной юности?

Разумеется, я рисковал, понукая

сознание маркизы к направленному движению. Куда оно выплывет, пусть выталкиваемое мной на поверхность? А впрочем, какая разница? Главное, выплывет спокойным, и неважно, будет это покой старческого слабоумия или покой принятого решения.

–  Я так понимаю, арест откладывается? Тогда проявите еще одну любезность и позвольте мне привести себя в подобающий вид, чтобы быть готовой отправиться вместе с вами.

Голос маркизы, еще не наполнившийся нотками прежней твердости, но уже вполне узнаваемый, оторвал меня от созерцания цветущего сада и заставил растерянно переспросить:

–  Арест?

–  А чего иного мне нужно ожидать, принимая в своем доме вас со столь… впечатляющим эскортом?

Да, Борг внушает уважение одним своим видом, но весьма расстроился бы, узнав, что его определили конвоиром.

–  В мои намерения входит совсем другое.

Старуха вопросительно приподняла бровь, не опускаясь до словесного выражения заинтересованности.

Я определенно добился успеха, если судить по наблюдаемому результату. А вот каков он из себя? Рассудок маркизы тверд, дух спокоен, сознание ясное, как никогда, но в чьих водах мы находимся?

–  Я пришел просить вас о помощи.

–  И чем одинокая старая женщина может помочь офицеру Опоры?

Немножко иронии, но гораздо больше удивления, впрочем, закономерного, поскольку наша прошлая и единственная встреча не предполагала продолжения знакомства.

Все было тщательно рассчитано и выверено до малейшего чиха, но в который раз планы пришлось не просто отложить в долгий ящик, а выкинуть прочь, как сор, годный лишь на то, чтобы мешаться под ногами. Вы очень нужны мне, дуве. И все же теперь я не нахожу в себе сил приказывать. Только просить.

–  Для начала позволить остаться. Маркиза коротко усмехнулась:

–  Можно подумать, если я прикажу вам убираться вон, вы послушаетесь!

Как отразить атаку, нацеленную в самое уязвимое место? Перестать считать ее таковой.

–  Представьте себе, да. Это доставит мне дополнительные неудобства, не скрою, но и такое развитие событий предусмотрено.

–  Почему я верю вашим словам?

А вот теперь в голосе слышится тревога. Еще бы! После всего пережитого старуха вправе опасаться любого пришлеца, к тому же кажущегося убедительным.

–  Потому что я не лгу.

–  Подадите мне руку? Хочу подойти к окну.

Только в устах женщины подобный пируэт разговора выглядит уместно, хотя всем собеседникам яснее ясного, что ей требуется небольшая пауза.

–  Извольте.

Она была легкой, как ребенок. Или не позволяла себе полностью опереться на мой локоть? Тогда можно предположить, что небольшая прогулка по комнате предназначалась для проверки оставшихся в наличии сил и планирования оборонительных или наступательных маневров.