Право быть

Иванова Вероника Евгеньевна

Я постарался поймать взгляд карих глаз, но безуспешно.

–  Смочить горло и утихомирить желудок, это по первости.

–  Согласен. А дальше?

–  Сам-то себя спрашивал?

Рыжий наполнил бокал и, пригубив, задумчиво покатал глоток вина во рту.

–  Спрашивал. Ответа нет.

–  А может быть, и наоборот, слишком много ответов? Несколько минут мы молчали, но не потому, что нам нечего сказать друг другу. Мы просто не знали, с чего начать.

–  Один я бы не вернулся в город,- признался Борг.

–  Почему?

–  Ты ведь понимаешь,

что задание, мне порученное, не предполагало возвращения?

–  Честно говоря, нет. Я думал как раз наоборот, что тебя ждут с отчетом.

–  Ха!
– Великан одним махом осушил бокал наполовину.- Если бы ты видел глаза милорда Ректора, считал бы совсем иначе.

Боги миловали. Хотя новые оттенки изумрудного взгляда я все же узрел, и они меня удивили.

–  От тебя собирались избавиться?

–  Не буду утверждать, но… - Рыжий потянулся за ветчиной.

Занятно. Хотя вполне вероятно.

С точки зрения Ксаррона, Борг, отстраненный от хранения тела старшего принца, больше не представляет собой какую-либо особую ценность. Да, он остается опытным агентом,

и увольнять его окончательно было бы верхом глупости, но, с другой стороны, для Ксо все могло выглядеть так, будто великан попал под мое тлетворное влияние. Говоря проще, я отнял у кузена игрушку. Взял ненадолго поиграть, а потом вдруг решил оставить себе. И пусть игрушка уже старая, порядком надоевшая, все равно обидно, ведь в нее было вложено столько заботы и любви, что… последняя успешно превратилась в ненависть.

–  Извини.

–  Мм…

–  Я не должен был тащить тебя с собой.

–  Да ладно… Мне всегда внушали, что страх можно преодолевать, только бросаясь в атаку.

–  Тебе страшно?

–  Ага.- Рыжий отставил бокал в сторону.- Только я боюсь не ректора с его молодцами.

–  А чего же тогда?

Карие глаза затравленно затуманились.

–  Снова увидеть… Ее.

Смешно, но я боюсь того же. И причины наших страхов могут быть удивительно похожи друг на друга.

–  Что замолчал? Мудрые советы закончились?
– ехидно спросил Борг.

–  Мудрые? Нет, их по-прежнему в достатке. Вот полезные как-то не нащупываются.

Великан усмехнулся, укладывая расслабленные руки на подлокотники:

–  Знаешь, раньше с тобой было много проще.

–  Что проще?

–  А все. Все на свете. Ты всегда знал ответ, всегда готов был решить, что и как делать, за словом в карман не лез. Тебе легко было верить.

Еще бы! Словами я сыпал напропалую, сплошь умными и красивыми. Но шли ли они оттуда, откуда должны были идти, или слетали со страниц памяти, хранящих заученные книжные мудрости?

–  Лжи всегда легче верить, чем правде.

–  Хочешь сказать, ты все время врал?

–  Тогда я считал иначе.

–  А теперь?

–  Теперь врать стало неинтересно, а правда… Она и так всем известна, и, если будешь повторять ее изо дня в день, тебя сочтут сумасшедшим.

Борг криво улыбнулся:

–  Грустно, когда юность заканчивается, да?

Конечно, грустно. И ты совершенно прав, великан,

потому что сам некогда прошел через ту же пустыню, что и я. Только потом ты на какое-то время забыл о полосе выжженной земли, окунувшись в очарование чужой юности. Да, пожалуй, именно в этом спасение от скуки возраста: находиться рядом с тем, кто молод. К примеру…

–  Доброго вечера. Маркиза, вы посыла…

Услышав знакомый голос, Борг сделал попытку вжаться в кресло, но, к сожалению, габариты его собственного тела не совпадали с размерами творения неизвестного нам мебельщика, и спрятать рыжую шевелюру не удалось, а потому великану пришлось встать навстречу приглашенной гостье и поклониться:

–  Доброго.

Мне можно было уходить из комнаты немедленно, потому что здесь и сейчас мир принадлежал лишь двоим, но я все же задержался достаточно, чтобы услышать:

–  Прости, что я ушел, не попрощавшись.

Потому что уходил, как считал, на верную смерть, и прощание могло только омрачить и без того печальный поворот событий.

–  Ты всегда сможешь уйти, если тебе понадобится.'

Ни малейшего укора, разве что слабенькая нотка разочарования, мол, как ты мог подумать, что я захотела бы удерживать тебя силой?

–  Куда бы я ни уходил, я все равно буду идти к тебе. Потому что нет иного пути и нет иного маяка, крохотной

звездочкой разрывающего любые туманы…

Я тихо притворил за собой дверь. Зачем мешать тем, кто и так вынужден сражаться за минуты покоя? К тому же смотреть на влюбленных, встретившихся после разлуки, едва не ставшей вечной… Нет, моих душевных сил на это пока не хватает.

Лучше отправиться на свежий воздух, тем более он и впрямь заметно посвежел вместе с наступлением вечера. Сол-

нечные лучи еще достаточно ярки, чтобы освещать садовые тропинки, но из кустов уже начинают выползать густые тени. Птицы стихли, откуда-то издалека доносится приглушенное кваканье, должно быть, с того самого пруда, куда привратник отправился за водой. Надеюсь, старик сообразит, что в ближайшие полчаса, а то и более, вода никому не понадобится, и не станет нарушать уединение моих знакомых. А вот мое уединение точно останется неприкосновенным, хотя больше всего на свете я сейчас хотел бы разделить его с кем-нибудь.

Нет, вру. Не с кем-нибудь, а с вполне определенной персоной. Хотелось бы точно так же выйти навстречу и сказать:

–  Я всегда иду к тебе…

–  А довольно просто позвать.

Вот в этом голосе укора присутствовало с избытком, и я обернулся, почему-то больше обижаясь, чем радуясь, но, встретившись взглядом с жемчужно-серыми озерами, мигом растерял все чувства и ощущения. Кроме одного.

Я снова стал целым.

Целым, как будто до этой минуты меня составляли разновеликие осколки, вечно перемешивающиеся между собой и застывающие причудливым узором лишь на краткие промежутки времени, чтобы потом заново пуститься в пляс, а теперь все остановилось, замерло вместе с затаившимся дыханием, но эта остановка означала что-то совсем отличное от окончания пути…