Право на легенду
Шрифт:
— Не возьму, — покачал головой Варг. — Я команду не набираю, у меня пароходов нет. А и были бы — не взял. Ты же мазурик.
— Нет, капитан. Я не мазурик. Я неудачник… Вон какой вымахал, все при мне вроде, да? А женщины не смотрят. Почему? Брат говорит — я не личность. Не понимаю… фотографом работал в лучшем ателье города — не получилось. Говорят, у меня вкус плохой. Как же плохой, я такие снимки делал! Цветные делал, в разных позах. На шофера пошел учиться — выгнали. Я цвета не разбираю, болезнь такая… Вот и теперь. Все фрукты сюда везут — у всех деньги,
«Вот оказия, — думал Варг, глядя на понуро шагавшего Братишвили. — Ему бы дубы из земли выдирать, а он сейчас плакать будет. Тетюха. А симпатия в нем есть».
— Куда уж тебе домой, — согласился Варг. — Домой тебе нельзя. Специальности, говоришь, нет? Ну ладно. Грузчики у нас в порту хорошо летом зарабатывают. Пойдешь грузчиком?
— Не знаю… Придется пойти, наверное.
— А где остановился?
— Нигде. На автовокзале у сторожихи попросился переночевать пока.
— Герой! — рассмеялся Варг. — Землепроходец! Вот как мы с тобой решим. Дочка моя сейчас в отъезде, поживешь пока у меня. Потом в общежитие устрою. Скоро пароходы придут, за сезон и на билет заработаешь, и на гостинцы, и еще останется.
Уговаривать Володю не пришлось. Два дня он отсыпался, был молчалив, не отошел еще, должно быть, от финансовой катастрофы, потом приободрился, распаковал чемодан и достал фотографические принадлежности.
А вечером Варг увидел свой портрет. На него смотрел противный старикашка в позе адмирала Нельсона. Глаза у него были выпучены, руки по швам. Варг тихо застонал, но сделать уже ничего было нельзя. За несколько дней дом капитана превратился черт знает во что: отовсюду со стен глядели разноцветные уродцы, и в каждом, если очень захотеть, можно было узнать капитана Варга.
Вот так оно все и получилось.
Вчера Братишвили взмолился: «Хоть куда-нибудь пристройте на время, хоть камни таскать, хоть картошку чистить». Варг его пристроил — пойдет нынче на продовольственный склад ящики ворочать: место к навигации освобождать надо.
Пока Варг таким образом восстанавливал картину последних событий, Братишвили успел вдоволь нафыркаться под краном и теперь стоял в дверях кабинета с простодушной, прямо-таки детской улыбкой.
— Здравствуйте, капитан. Вы чем-то довольны, да? Вид у вас хороший.
— Правильно, Володя. Вид у меня хороший, хоть ты и храпел сегодня безобразно. Прямо: «трах-тарарах!» Ты почему храпишь?
— Не знаю… Но я храплю только тогда, когда не вижу снов. А сегодня я видел замечательный сон. Хотите, расскажу?
Варг приготовился было слушать, но тут зазвонил телефон. На этот раз звонила Эсфирь Яковлевна, заведующая небольшой ведомственной гостиницей для постояльцев высокого ранга — в поселке гостиницу назвали Домом дирекции.
Говорила Эсфирь Яковлевна не торопясь, но так плотно и обстоятельно, что вставить слово было нельзя. Да и не требовалось.
— Здравствуйте, мой дорогой, я знаю, вы чуть свет на ногах, вы птичка ранняя, жаворонок,
— Правильно вы говорите, — успел все-таки ввернуть Варг, чем несказанно озадачил Эсфирь Яковлевну.
— Что правильно? — переспросила она.
— Все правильно. Егор будет жить у меня, так им и скажите. Могли бы привыкнуть за долгие годы-то. Вы от Нади что-нибудь имеете? Нет? И я тоже. Ничего, простим ей на сей раз. Экзамены у нее.
Надя считала Эсфирь Яковлевну своей крестной матерью. Варг не знал, в чем заключаются обязанности крестной, но если они заключаются в том, чтобы сдувать с ребенка пылинки и укладывать его в постель всякий раз, когда ребенок зашмыгает носом, то с этими обязанностями она справлялась блестяще.
Первое время, когда Надя была еще в садике, Эсфирь Яковлевна ограничивала свои заботы советами и наставлениями. Потом все чаще стала брать девочку к себе на выходные дни, говоря, что это полезно для духовного и умственного развития ребенка.
«Вы замечательный отец, — каждый раз повторяла она, — но вы, простите меня, всего лишь мужчина. Разве я в чем-нибудь не права?»
Эсфирь Яковлевну в поселке любили и уважали все. Кроме Николая Малкова.
«Вздорная баба, — говорил он. — Засюсюкает она нам девчонку».
Опять зазвонил телефон.
— Это я, что же еще, — торопливо заговорил Морозов. — Все я к тебе пристаю. Егор в Кепервееме сидит, только что сообщили. Аэродром раскис, большие самолеты не принимает. Думаю, не пришлось бы за ним «Аннушку» спецрейсом посылать.
— Ясно, — сказал Варг. — Ты оперативность проявляешь и от меня ждешь. Будет тебе оперативность, не суетись. Еще какие у тебя новости?
— Еще такие, что вроде бы с Пряхиным беда случилась. Пропал человек, понимаешь.
— Он же на озере.
— Был на озере. Третьего дня там ребята сели — Пряхина нет. Два часа ждали — все без толку. Лодка на месте. Печь не топлена, холодная.
— Даня не пропадет, — сказал Варг. — Не цыпленок, местный человек.
— Это верно. А все-таки забота.
— Без забот мы бы с тобой загнулись. Когда, говоришь, самолет на озере был?
— Два дня назад вроде.
2
Два дня назад Даниил Романович Пряхин сидел на приступке своего дома, гладил собаку, смотрел на озеро и пребывал в безмятежнейшем состоянии духа. Эта безмятежность, казалось, была разлита во всем, что окружало его: тихо дремали по берегам впитывающие тепло сопки; курился туман, поднимаясь к стекавшим с вершин белесым утренним облакам; изредка, словно нехотя, кричал в дальней протоке разомлевший по весеннему солнцу гусь.