Право на месть (Страх - 2)
Шрифт:
От света Казначеев проснулся. Его маленькие заплывшие жи
ром глазки часто-часто заморнгали:
– Вы, вы кто такой?!... Как вы сюда?... По какому праву?
– в страхе залопотал хозяин. Но тут он увидел в Его руке пистолет. Его лежащий на груди подпородок заколыхался. Казначеев слишком проворно для своего тучного тела скатился с кровати, встал на колени и, протягивая к нему руки, стал умолять:
– Сжальтесь!... Только не это!... Я все, все что угодно!... Я заплачу... Хорошо заплачу!... Я буду за вас...
Но Он не дал ему договорить. Две пули - в грудь и голову политика, кончили дело. Он бросил пистолет рядом с трупом и направился к двери.
– Будем считать, Дмитрий Константинович, что вы с блеском выполнили свое первое задание, - сказал Он, улыбнувшись.
Похоже, что подполковник потерял дар речи, размахивал руками, силился что-то сказать, но никак не мог сообразить, что именно. Наконец выдохнул:
– Ну ты, блин, даешь! Неужели все делалось по сценарию маразматика Варданяна?
– Нет. Это моя импровизация. А Варданян как раз хотел бы вас видеть именно там, куда вы только-что сибирались. Или я ошибаюсь?
– В таком случае, спасибо! Я тебе обязан жизнью. Определенно.
– Ничего, свои люди, сочтемся.
– Ему впервые после Кандагара было по настоящему хорошо и легко на душе. И Он наверняка знал, что сегодня ночью его не будут мучить кошмары.
Глава седьмая: Иванов. Непредвиденные обстоятельства.
Калюжный в назначенное время не пришел, и я понял, что что-то случилось. Сразу подумалось о самом худшем. Неужели же и его. Неприятно засосало под ложечкой. Позвонил в транспортную прокуратуру. Секретарь прокурора ответила, что Калюжный оформил отпуск. Его домашний телефон не отвечал. Что же делать? Где же он может быть? Ни родных, ни близких друзей у него не было. Впрочем, если Калюжный жив (Господи! Пусть это будет так) то он может быть у старого друга его отца, бывшего летчика-испытателя Друганова Олега Дмитриевича. Кстати, я видел его на похоронах сына и жены Калюжного. Крепкий ещё старик.
По компьютеру нашел телефон квартиры Друганова, позвонил.
– Алло, слушаю!
– ответил женский голос. Очевидно жена Друганова.
Я представился и попросил к телефону Олега Дмитриевича.
– А его нет, - сказала она.
– Он вместе с Эдиком уехал в Москву.
– Как в Москву?! Зачем?!
– воскликнул я от неожиданности, так как никак не преполагал услышать подобное. Но сразу отлегло от сердца - слава Богу, жив!
– А я думала вы в курсе. Эдика... Простите! Эдуарда Васильевича Калюжного вызвали в Генеральную прокуратуру, а мой муж вызвался его провожать.
Калюжного, естественно, ни в какую Генеральную не вызывали. Они ей лапшу на уши навешали. Цель их поездки ясна как божий день.
– Они улетели самолетом?
– Нет, уехали "Сибиряком".
– Когда?
– Позавчера.
Я посмотрел на часы. Через час Калюжный с Другановым должны быть в Москве. Правда, это в том случае, если с ними ничего не случится по дороге.
– Спасибо за информацию. До свидания!
– До свидания!
Ни фига, блин, заявочки! Никогда бы не подумал, что Эдуард способен на подобный поступок. Значит, он не верит, что мы можем достать Сосновского законным путем, и решил сам с ним разобраться. Один шанс из тысячи, что ему это удастся сделать. Но если у кого и есть такое право, то несомненно у Калюжного. Когда я его увидел на крадбище белого будто лунь, у меня мороз по коже прошел. Можно лишь диву даваться, как он все это выдержал. Меня удивило лишь то обстоятельство, что волкодавы Сосновского оставили в живых самого Калюжного. Почему? Устали от горы трупов, решили остановиться? Нет, не такие они люди.
Куда же запропостился Говоров, почему молчит? Архаровец! Никакой дисциплины! Но ничего: это молчание ему ещё боком выйдет.
В это время зазвонил телефон. Взял трубку.
– Пламенный привет любимому учителю от благодарного ученика!
– услышал я знакомый голос своевольного подчиненного.
Легок на помине. Слава Богу! А то в голову уже черт знает что лезет. Но надо с ним построже - он этого заслужил.
– Привет подхалим! Почему до сих пор молчал?
– говорю нарочитио сердито.
– Счел, что не имею морального права отвлекать высокое начальство от важных государственных дел пустопорожними разговорами. Ведь информация пока нулевая.
– Вот это ты зря, коллега. Высокое начальство - это ведь за небольшим исключением тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, они ведь тоже беспокойство имеют. Мало ли что могло случиться в дороге.
– Если бы, Сергей Иванович, что случилось, то вам бы первому выразили соболезнование по поводу, так сказать.
– Типун тебе на язык. Рассказывай, - как там у вас?
– Все хорошо. Устроились в нашем институте на Нахимовском со всеми удобствами.
– Ну, ты даешь! Как же это вам удалось?
– У меня здесь однокашник в руководящем составе.
– У тебя, я смотрю, везде свои люди. Молодец!
– Стараюсь. Докладываю: договорился о встрече с Потаевым. Собираюсь все ему выложить начистоту.
– Решай сам. Главное, чтобы это не повредило делу.
– Не повредит. Он мужик надежный. Сам большой зуб на Сссновского имеет. Если даже и не согласится помочь, то утечка информации исключена.
– О Беркутове ничего не слышно?
– Пока ничего. Колесов связался с надежным людьми. Обещали помочь.
– Вы фотографию Петрова сможете раздобыть?
– Постараюсь использовать старый канал ФСБ. А для чего она понадобилась?
– Здесь всплыли кое-какие новые обстоятельства. Надо кое-что проверить. У тебя все?
– Все.
– Тогда, бывай здоров! О результатах встречи с Потаевым сразу меня проиформируешь. Понял?
– Да понял я, понял. Чего уж тут не понять магистри, в смысле, учитель. Вэрбум сат сапиэнти.
– Издевается, да? Опять какую-нибудь непристойность сказал.
– Ну что вы, как я могу. Я только сказал, что умному довольно одного слова.
– Ты от скромности не умрешь.
– Видит Бог, - я даже занизил свои возможности.
– Ну ты и пижон, Андрюша! Ты ж вроде собирался не шпрехать больше по латыни?
– От прошлого на так просто избавиться. Нет-нет, да и выскочит оно этаким гнойным нарывом.
– Ты уж постарайся. Не пасуй перед трудностями.
– Я стараясь.