Право на Одиночество
Шрифт:
— За что?! За что ты так со мной?!!! За что?
Проревёт он в отчаянии, сильнее сжимая мёртвую хватку. После этих слов она отпустит его, руки ее мягко останутся лежать на его кистях. Аня задыхается. Нет воздуха. А боль лишь возрастает в геометрической прогрессии. От этого можно сойти с ума. Страх. Ужас отразились в ее глазах. Лицо ее становится пунцовым. Вздуваются вены. От невозможности сделать вдох, лишь приоткрывает рот. Сердечный ритм зашкаливает. Перед мужскими глазами картинки, которые рисует его воображение-секс с Астаховым. Сжимает зубы до скрипа. Сознание жертвы начинает блуждать и теряться. Руки ее медленно сползут вниз, ослабнув. Ещё хрипит. И в этот момент Сокольский увидел тот вечер, когда узнал о ее беременности. Ярко, среди прочей грязи. Эта мысль оглушила его сознание, и он машинально разжал пальцы, отпуская девушку. И теперь переводил взгляд со своих красных от перенапряжения рук, на девушку, которая короткими обрывками глотала спасительный воздух на уровне рефлексов, уже потеряв сознание. Всё это не укладывалось в голове, в воспаленном мозгу. Он был разбит. На автомате, как
Анна приоткроет глаза только через несколько часов. Застонет в голос. В тело одновременно впиваются сотни кинжалов. Но осознание от произошедшего гораздо хуже. Хочется сдохнуть прямо здесь на месте. Подняться с первого раза не смогла. Сползает на пол. Легкое домашнее платье среди осколков. Надеть его сродни подвигу. Поднимется по стеночке, согнутая от боли, как крючок. Проклинает тот день, когда родилась на свет. Дрожащими пальцами снимет кольцо, оставляя его. На полусогнутых, раскачиваюсь из стороны в сторону, к выходу. Голову обносит. Руки и ноги дрожат и в тоже время напряжены из-за нестерпимой боли. И только выжигающая пустота внутри.
Александр в одиночестве с бутылкой виски на набережной. Пьёт из горла. Мирное течение реки. Машина его припаркована чуть дальше. И Влад наблюдает за всем со стороны, как молчаливый свидетель. Он так давно работает с Сокольским, что успел перевидать столько, что хватило бы на толстенную книгу. Мужчина все еще продолжал попытки разложить в голове всё по полочкам. Найти причины, следствия и установить виновных. Но пазл его жизни никак не складывался. Алкоголь не брал ни душу, ни тело. И он думал о Ней. Не понимая, как он мог настолько ошибаться… от этих мыслей в груди все припекало. И он злился. Теперь уже даже на себя. Ее пунцовое лицо. Закрывал глаза, отгоняя мысли о расправе. Вечер понедельника заканчивался блистательно. Бормотал свои мысли себе под нос. Но всё равно ничего не сходилось. Ненавидел Астахова, и желание его убить никуда не исчезало. Но стоя здесь, этим осенним вечером один на один с собой, он четко и ясно осознал только одно. Любовь его к ней была столь сильна, что никуда не делась. Не исчезла. Не растворилась, утопая в боли. Она по-прежнему тлела в самом сердце. Он любил ее. Любил так, как любят в жизни только раз. Это чувство было настолько прекрасным, и настолько невыносимым одновременно. От этого осознания мужчина, сдавшись эмоциям присел на корточки, и скупые горькие мужские слёзы появились на колючих щеках. От себя нельзя убежать или спрятаться. Можно наврать себе с три короба, но истина возьмёт верх в любом случае. Другого исхода нет. Желавший придушить ее собственными руками в яростном порыве, сейчас понимал, что если бы по случайности не разжал хватку, то отправился бы следом за ней. Возможно, не сразу, но непременно покончил бы с собой позже. Без Неё жизни нет. Ненавидел себя за это проявление слабости. Машина, тихо шурша шинами, притормозила на обочине. Мила вышла. Негромко цокая каблучками, подошла к Губернатору. Во взгляде ее читалось откровенное презрение и недовольство. Сделал большой глоток, так что облился. Он молчал, ожидая, когда помощница заговорит сама.
— Не надоело? Жалеть себя и корчить из себя жертву. Не надоело?
Мужчина фыркнул в ответ. Мила была умной и проницательной женщиной. Самым надежным и преданным другом, соратником. Единственной, кто имел смелость и поставить на место, и отрезвить и дать пинка в нужный момент. Их кармическая связь была долгой. Длиною почти в целую жизнь. И сейчас ее отрезвляющий пинок ему был жизненно необходим, как воздух.
— Посмотри на себя! Фу, как ты жалок! Ты отдаёшь себе отчёт, ты мог ее убить сегодня?
Он опустил глаза и снова глотнул. И женщина продолжала, усиливая и натиск, и давление на мужскую психику. И ее гневная тирада не прекращалась.
— И чего бы ты добился? Объясни мне, что произошло в конце концов??? Ну, что настолько ужасного случилось??? Что ты в один миг готов лишить жизни женщину, с которой у тебя свадьба через несколько гребанных дней???? Объясни мне, что??? Послушай меня! Как я вижу всё это! Твоя идеально-напомаженная жизнь идет своим чередом! У тебя свадьба! Невеста! Беременная невеста! Карьера, деньги! Город, область у твоих ног! Ты красив, силен, богат, уверен в себе! Что произошло… К тебе заявился мужик, и сообщил, что спит с твоей девушкой… С той, которую ты любишь до дрожи, до боли в сердце… Обида, злоба, ревность. Понимаю. Это я понимаю. Астахов… Успешный, красивый, альфа-самец, имеющий сомнительную репутацию… Ни от кого не секрет, что он трахает всё, что движется, всё, что хорошо лежит. И даже то, что плохо тоже! Ему нет разницы. Он просто любит секс. Но не любит, и не уважает женщин. Ты мне ответишь,
Мила шумно выдохнула, закончив свою пламенную речь. Она кипела всем телом. Он задумчиво наблюдал, как уезжает ее машина. И хоть ему совершенно не хотелось этого признавать, но женщина была права, пусть и не во всем. Он забыл о выпивке. И продолжал скрипеть извилинами. И каждое услышанное сейчас слово Милы въедалось ему в воспалённый мозг. Набрал номер. Громов подъехал достаточно быстро, минут через двадцать. Он ожидал этой встречи. Но совершенно не хотел здесь присутствовать. Чем дальше, все это продолжалось, тем большее участие и личную заинтересованность он принимал в этом деле. А это было крайне непрофессионально. И это не могло не задевать Захара. Он вышел из машины, громко хлопнув дверцей в ночной тишине. Чтобы скрыть волнение, достал сигарету и закурил. Чтобы выглядеть более непринужденно и не вызывать лишних подозрений. Подойдя к Губернатору, протянул ему открытую пачку сигарет, предлагая. Собеседник посомневался, но к сигаретам не притронулся.
— Я тебя кое о чем просил.
Тихим голосом заговорил Александр, бросив серьёзный взгляд в сторону Громова и тот кивнул, выдыхая дым в осенний воздух. Тишина продолжалась минуты две. И наконец, собрав все свои мысли в кулак, спросил.
— Когда они встречались последний раз?
— В смысле?
Захар умышленно сделал вид, что не расслышал и не понял, заставляя сформулировать вопрос четче. Это было важно. Губернатор разозлился. Это было видно. Сделал над собой усилие. От одних этих слов ревнивая ярость хватала за глотку.
— Когда они трахались последний раз?
— Она поехала к нему, когда ты вылетел в Москву.
Громов затянулся в этот момент. Давая собеседнику, всё осмыслить и сопоставить. И потом продолжил.
— А пару недель назад, может чуть меньше, он силой увез ее за город… И… изнасиловал. Он чуть не убил ее. Мне пришлось вмешаться.
Сокольский обреченно посмотрел на него в этот момент. И теперь весь пазл в его голове сложился на удивление ровно, деталь к детали. Но ему не стало легче. Он услышал то, что должен был. Горечь и соль состояли в исключительной правоте его помощницы. Он мог сразу позвонить Громову. И расставить все точки над «i». Но он был слишком самоуверенно слеп и глух. Он сам подтолкнул ее к измене. Косвенно или прямо, не имело сейчас значения. Стало и объяснимо ее состояние после той злополучной ночи. И нервный срыв, и та психологическая апатия. Появилось разумное объяснение разбитого лица. Всё сложилось. И оказалось звеньями одной цепи. Он сел в машину. И поток мыслей его не прекращался.
— Домой.
— Уверенны? — Спросит Влад.
— Да.
— Я не отдам Вам пистолет.
Резонно заметил водитель. Но Александр пропустил это мимо ушей, делая вид, что не расслышал. И он считал, снова и снова. Считал и считал. Понимая, что это его ребёнок. Без вариантов. Она не лгала. Все факты играли против него издевательски злую шутку. Зашёл в квартиру. Понимал и не надеялся застать ее там. Ещё бы. После того, что он устроил. Сел на кровать среди разгрома. И схватился за голову. Всё это, как злая шутка. Издевка судьбы. Взгляд упал на кольцо, схватил его, крепко сжимая в ладони. Ее телефон здесь же. Она исчезла, не забрав ничего. Просто исчезла.
В понимании Ани всё было немного иначе. Она скорее, уползла, зализывая раны. Осенним вечером в легком трикотажном платье. Она не смогла бы уйти далеко. Сил не было совершенно. Кое-как доковыляла до небольшого сквера. Села на лавочку. Нужно было подумать, что делать дальше. Физически уже было не так больно. Но моральный гнет был по прежнему непостижимым. Обхватила себя руками, слегка раскачиваясь. Куда пойти? Куда податься? В таком-то виде… Ушла по-английски в никуда. Сейчас успела пожалеть, что осталась без каких-либо документов. Желание поскорее сбежать было настолько естественно сильным, что только сейчас проявилась первая трезвость ума. Без документов, денег, телефона. Куда она могла пойти? Сиротливо с тоской вспомнила о Сергее. Как же всё-таки было хорошо, когда он всегда был рядом. Оставалась сидеть на лавке, понимая, что замерзает. Холод мелкими иголками залезал под кожу.