Право на свободу, право на любовь

Мазуркевич Наталья

— Что с ними происходит?

— Ваша светлость, мне кажется, вы все еще нездоровы. Вернитесь к себе. Я должен поговорить с императором.

— Просто ответьте мне. И я больше ничего не спрошу. Но я не могу понять… вчера… куда их вели? — перед глазами снова встала седая женщина. Она была молода. Она просто обязана была быть молодой, но седина… Мука, оставившая свой след. Это было не время. Это сделали люди. За что?

Мужчина вздохнул, с укоризной посмотрел на меня, словно осуждал, и медленно начал:

— Не все болезни можно вылечить силой целителя. Иногда требуется жертва.

— Их убивают?

— Если

нет другого выхода, — скривился маг. — Жизнь слуги — ничто по сравнению с жизнью господина. Так стоит ли сожалеть? Лишний год жизни хозяина разве не стоит десяти лет раба? Здесь уже давно нашли ответ. Теперь я могу идти?

— Можете, — почти шепотом откликнулась я. Перед глазами так и стояло лицо постаревшей за других женщины. Чем она была повинна? Тем, что была слаба.

Целитель не стал испытывать судьбу и удалился, едва получил позволение. У меня же пропал аппетит. Мысли о завтраке вызывали тошноту и отвращение. Как вообще можно есть то, что приготовил обреченный?

Дверь открылась беззвучно. Механизм, как и все во дворце, был отлажен до невозможности. Мой страж с самого утра приступил к своим обязанностям. Я не стала оборачиваться: не хотела его видеть. По крайней мере, пока у меня есть хоть какая-то иллюзия выбора.

— Леди, вы уже позавтракали? — Он был снова учтив и вежлив.

— Я неголодна.

Медленно прошла к окну. Парк уже не пустовал. Слуги сновали с поручениями, убирая последствие вчерашних празднеств. Еще немного и первые посетители отправятся на прогулку, чтобы вновь насладиться видом и ароматом первых летних цветов. Уже совсем скоро.

— Вы молчаливы сегодня.

— Мы обсудили с вами все вчера.

— Я должен извиниться.

— Не должны, если не хотите.

— Я хочу, — выделяя каждое слово ответил Актор. — Я не должен был…

— Это неважно. — Подняла руку вверх, обрывая его на полуслове. — Вы мой страж, вам ни к чему относиться ко мне иначе, чем к вашей временной хозяйке. Выполняйте свои обязанности. Этого будет достаточно.

— Но сегодня.

Юноша подошел ближе. Он встал за моей спиной, так близко, что чувствовала исходившее от него тепло. Слишком близко для простого служащего.

— Шаг назад, — приказала я.

— Даже вашему жениху не позволите подойти ближе раба?

— Одному из возможных, — зло отозвалась я, уходя в сторону. Поведение Актора раздражало. Если стража еще можно было терпеть, то ‘жениха’… он переходил границы, и ничего кроме раздражения и злости его поведение не вызывало.

— Вы можете все изменить, — усмехнулся юноша.

— Вы слишком прямолинейны для сына советника, — заметила я, следя, чтобы между нами было не менее пяти шагов.

— А слишком терпеливы для племянницы императора. Как видите, мы не подходим нашим статусам. Не это ли нас роднит?

— У нас нет ничего общего.

— Вы так считаете? — Не знаю, чего он добивался, но мне все сильнее хотелось избавиться от его общества.

— Я в этом уверенна.

— Пусть так… — судя по всему, он хотел еще что-то сказать на эту тему, но внезапно замолчал. Только после небольшой паузы продолжил, но уже совсем в ином тоне: — Мне поручили сопровождать вас во время посещении Академии вооружений. Вам помогут собраться.

Мой

первый полет на каре. Даже представить сложно сколько уходит энергии на что, чтобы удержать его в воздухе! Но он того стоил. Я никогда не видела центр столицы с неба, и только сейчас поняла, насколько неслучайной была застройка, насколько кропотливо архитекторы выстраивали свои проекты, чтобы даже с неба город был памятником всей империи Таргелеев. Мы летели над миниатюрной, если можно так сказать о тысячах километров, копией всего государства, в центре которого стоял дворец, являя всю мощь нынешней власти, всю зависимость секторов от центра, ведь все дороги вели к нему оплоту императорской власти.

Академия вооружений располагалась в отдалении, на острове Рикта. И, если стоило пересечь негласную границу между Школой искусств и империей, жизнь становилась ярче, то в случае с обителью будущих военных атмосфера все больше давила на тебя безысходностью, заставляла вдыхать аромат скорой смерти и боли. Здесь не было счастья, не было радости, только серые, черные и коричневые цвета. Железо, дерево и форма. Серая у учеников и черная у преподавателей.

И вдруг стало так неудобно за свое лиловое платье. Ведь никто из сопровождения не надел ничего цветного. И только мне выпала честь выделятся. Но честь ли?

На нас оборачивались, стоило кару опуститься посреди площадки перед самым входом. Сесть дальше не позволяла техника безопасности, которой следовала увеличившаяся по случаю выездного мероприятия охрана. Припарковаться же ближе уже не позволяли колонны крыльца и ступени, расположение которых делало несколько затруднительными маневры.

Нас встречали. Не сказать, что почтить меня своим вниманием вышло все руководство, но эти подчеркнуто почтительные маски я буду помнить еще долго. Вероятно, именно этих людей выбрала эталоном моя охрана, мгновенно преобразившись в таких же безэмоциональных истуканов. И куда только исчезли те живые люди, что с четверть часа назад вполголоса шутившие друг с другом?

Мы прошли мимо караульных. Я старалась не смотреть на лица. Ведь этим людям не повезло: мало кто по доброй воле выбирал вооружения, скорее — они выбирали их. И настигали по воле императора. И мне, которой каким-то чудом повезло больше, было стыдно смотреть им в глаза, но мне предстояло врать им. Лгать с улыбкой на губах и верой в собственные слова.

Мерзко. С каждым днем я все больше чувствовала себя грязной. И отмыться не было никакой возможности. Хотя — нет, одна все же была, но смелости, чтобы ею воспользоваться… Я никогда не отличалась ею. Никогда.

Подниматься не пришлось долго. Видимо, по случаю высоких гостей руководство пошло на уступки и открыло доступ к порталам. Курсанты путались в их расположении, спешно оглядывались и уносились к более привычной лестнице.

Меня усадили в самый центр, уступив место председателя. Актор, более привычный ко всему этому, присел справа и даже попытался ободряюще сжать мою руку. Я быстро убрала обе ладони на колени. Принцесса должна быть смелой и стойко выносить превратности судьбы. И хоть принцессой была моя мать, мудрость, а скорее вынужденность такого поведения, я старательно пыталась применить к собственному характеру.