Право на свободу, право на любовь
Шрифт:
— Госпожа, меня прислали помочь вам переодеться.
Ребенок. До этого ко мне приставляли только взрослых. С ними что-то случилось? Тревога появилась сама собой. Еще и памятная ночь, когда мы увидели слуг и место их обитания.
— Госпожа, я могу вам помочь? — Девочка с опаской косилась на Эйстона, стараясь оказаться как можно дальше от него.
— Да, идем, — попыталась ободряюще улыбнуться я, но, судя по тому, как девочка отступила на шаг, это было излишне.
В спальню, а после и в гардеробную я зашла первой. Девочка шла за мной молча,
Мне было не по себе, когда она помогала мне снять платье, вынимала шпильки из прически и застывала за спиной, ожидая указаний. Мои прошлые помощники наоборот предпочитали действовать самостоятельно, желая скорее разобраться с проблемой, девочка же как будто тянула время.
— Ты хочешь остаться здесь на ночь? — Она дернулась, как будто я ее ударила.
— Нет, госпожа, — очень тихо ответила она, отводя взгляд. — Просто я… если я вернусь слишком рано…
— Твоя помощь может мне понадобиться позже, — решила уточнить предыдущий вопрос. — Скажем, ночью захочется яблочного пирога. Ты бы не хотела оказать мне услугу, сходив за ним?
— Я… с удовольствием. Да, госпожа. Только мне нужно сообщить начальнику, что вы забираете меня на всю ночь. Я… могу это сделать? — в ее голосе была надежда и недоверие, то же отражалось и на лице. Раньше, я не думала, что бывает так, но сейчас видела собственными глазами.
— Да, ты можешь это сделать, — разрешила я и добавила: — Как только поможешь мне одеться. Не могу же я выйти к ужину вот так.
Девочка улыбнулась. Впервые за все, проведенное здесь время. Да и мне стало смешно, представив, как я в одной рубашке до середины бедра пойду ужинать с придворными ехиднами, а если там будет император… на этом этапе веселье угасло мгновенно.
— Я сделала что-то не так? — испугалась девочка, делая шаг назад и прижимая ручки к груди, как кролик.
— Нет, — поспешила разуверить ее. — Просто… мысли не всегда веселые.
Девочка тяжело вздохнула. Да уж, у нее веселым мыслям точно не откуда браться.
— Кому ты служила прежде?
— Госпоже Митаре, — тихо ответила девочка, помогая мне влезть руками в рукава рубашки.
— Митара уехала?
— Нет, госпожу забрал его светлость. Они отбыли еще днем на Восток.
— Днем? Так торопились?
Я задумалась. Неужели таковым было наказание за своеволие? Впрочем, для Митары позволение вернуться в родной сектор скорее стало бы подарком. А подарков мы не заслужили.
— Господин принес госпожу. Она спала. Я не знаю точно, видела мельком. Там кровь была. Точно была, — шепотом, боясь говорить громче, произнесла девочка и опасливо прикрыла рот ладошкой. — Госпожа…
— Я никому не скажу, — успокоила ее. — Но во дворце лучше молчать. Даже если спрашивают.
— Я запомню, госпожа, — пообещала девочка, утыкаясь взглядом в носки новых туфель. На ней вся одежда была новая.
— Тебе бы переодеться.
— Мне выдали это, перед тем как отправить к вам, — виновато развела руками девочка. Голову она так ни разу и не подняла.
— Ты не смотришь мне в глаза. Это имеет основания?
— Господа не любят, — уклончиво ответила девочка.
— Я разрешаю. Будем считать, что здесь островок воли, — заговорщицки наклонилась к ней и приподняла детскую головку за подбородок. — И я не госпожа, я Кирин. Договорились? Но только если нас никто не видит.
— До… договорились, — повторила девочка. Но я не поверила, что она перестанет звать меня госпожой.
— Дальше я справлюсь сама, иди отпросись у своего начальника, — разрешила я. Мне и правда оставалось всего ничего: застегнуть пуговицы и влезть в туфли.
Когда я вышла в гостиную, чтобы единственный зритель оценил мой наряд, Эйстон стоял у открытого окна. В комнате ощутимо пахло летом, но в душе вновь поселилась холодная поздняя осень. Мрачная и промозглая.
— Зря вы так, миледи, — тихо проговорил он. — Вы жестоки.
— Я жестока? — я удивилась. Ничего жестокого или предосудительного со стороны собственной совести я не сотворила.
— Жестоки.
— И в чем же?
— Эта девочка. Вы решили поиграть в куклы?
— С чего вы взяли?
— Порядок дворца не может нарушаться. Панибратству не позволено быть. Для вас это может и игра, но если она ошибется хоть раз, хоть единожды назовет вас по имени…
— Вы все слышали.
— Я отвечаю за вашу безопасность. И да, я слышал весь ваш разговор. И так же его может услышать другой заинтересованный человек. Как думаете, сколько проживет эта девочка?
— Но я же сама…
— Ваша светлость, есть правила, которые следует соблюдать. Если вы, по положению, по своему статусу, по своей удачи, в конце концов, можете себе позволить отступать от норм, то остальные не обладают такой привилегией. Ваша доброта, напускная должен заметить, — это ваша жестокость. Вы заставляете верить в доброе в этом мире. Но мир от этого добрей не станет. И пусть не вашими руками, но из-за вас пострадают те, кто имел несчастье вам довериться.
— Хватит! Я не хочу это слышать!
— Как будет угодно вашей светлости, — ровно, как будто ничего не произошло, сказал Эйстон и поклонился. — Я должен оставить вас одну и выйти в коридор?
— Да. Это было бы чудесно, — едва сдерживая вспыхнувшую злость, выбрала я. Было больно. От его слов. От правдивости его слов. Заигралась. Я просто заигралась. Прошла пара дней, а я уже играю людьми. Теми, кто слабей.
Мягко закрылась дверь, давая понять, что я осталась наедине с собственными мыслями. И… как бы я не хотела слышать все, что мне только что сказал мужчина. Как я не хотела признавать собственную вину. Но благими намерениями… Вот только дорога не моя, так я расчищаю ее другим.