Право на возвращение
Шрифт:
– Обвинение против Михаэля Гинзбурга в убийстве, решается вопрос о возможности изменения меры пресечения.
В первую секунду Карпухин с удивлением подумал: неужели я все понимаю? Как это возможно? Он сразу пришел в себя: слова судьи ему переводил Анисимов, а сидевшая позади Руфь вытянула шею, чтобы тоже слышать перевод.
– Ага, - сказал Карпухин, давая понять, что врубился и будет слушать внимательно.
– По делу, - продолжала судья, - появились дополнительные материалы полицейского следствия. Прошу изложить.
Встал Берман и поднялся на кафедру,
– О"кей, - сказал офицер и стал читать - монотонно, будто поэт свою новую поэму, так что Анисимов успевал не только переводить, но кратко комментировать сказанное:
– По согласованию со следственным отделом частный детектив Ноам Мейер, лицензия номер... провел расследование... ну, это он излагает, какую стену осматривал Ноам... обнаружены два пулевых отверстия и две пули, которые были извлечены и представлены на экспертизу... хорош гусь, его послушать, так он сам и поручил Ноаму эти пули отыскать, да... Была назначена баллистическая экспертиза, которую провели эксперты-баллистики Игаль Агерти и Гай Формер.
Судья прервала следователя коротким предложением, и Берман поспешно закрыл свою папку.
– Что?
– поразился Карпухин.
– Все?
– Она хочет, чтобы эксперты сами доложили, - пояснил Анисимов.
– Вон тот, высокий, - майор Агерти, лучший специалист по баллистике в полицейском управлении. Действительно, лучший, это я могу подтвердить, потому что...
Анисимов не закончил фразу - лучший баллистик, выйдя к свидетельской кафедре, начал говорить быстро, эмоционально, размахивая руками и не обращая внимания на судью, которая время от времени пыталась вставить то ли вопрос, то ли замечание.
– Мы с коллегой отождествили пули, как отстрелянные из пистолета системы "беретта", калибр девять миллиметров, - запинаясь и не успевая, переводил Анисимов.
– В нашем распоряжении... В общем, они сравнили эти пули с двумя, которые были извлечены из тела убитого. Это разные пули. То есть, в смысле, стреляли из разных пистолетов. Трудно сказать, когда пули попали в стену школы. Это могло быть и тогда, когда был убит Кахалани. А может, раньше.
– Раньше?
– переспросил Карпухин.
– Почему раньше?
– Они провели эксперимент...
– бубнил Анисимов, - отстреляли семь патронов из пистолета, который проходит по делу, как "орудие убийства", ну, это пистолет Гинзбурга... Определенно можно сказать... именно из этого пистолета были выпущены пули, обнаруженные... В общем, получается, что Гинзбург не попал ни разу - обе пули всадил в стену школы.
– Ни хрена...
– начал Карпухин и замолчал. Судья никак не выдала своего отношения к информации, разве только приподняла руку с карандашом и изобразила им какой-то знак в воздухе.
– Это те самые пули... Совпадают царапины, еще что-то, я не понял...
Эксперт закончил тараторить, будто об стену ударился - говорил-говорил и вдруг: стоп. Судья задала вопрос, который Анисимов и переводить не стал, получила быстрый и, видимо, удовлетворительный ответ, после чего Агерти был отпущен. Гинзбург сидел в полном ошеломлении, вообще, как показалось Карпухину, не понимая, на каком он свете.
– Если стрелял не Гинзбург, то кто же, черт побери?
– воскликнула судья, и Карпухин удивился, как может официальное лицо так странно выражаться во время процесса. Он, впрочем, сразу понял, что слова эти произнесла не судья, а сидевший рядом Анисимов - перевод для Карпухина успел так слиться с артикуляцией судьи Ализы Амитай, что голос дипломата воспринимался, будто исходивший совсем из другого места, другого пространства... может, из другого мира?
На свидетельскую кафедру поднялся Мейер, и обстановка в зале сразу изменилась. Карпухин не мог сказать, что именно произошло, но его личное ощущение было таким, будто сам воздух более благожелателен к Гинзбургу - стало легче дышать. Странно...
– А это он мне утром рассказывал, - проговорил Анисимов, - но не успел до конца. Ну, сейчас он пока личные данные излагает, вот, видите, предъявляет лицензию, а сейчас судья спрашивает, действовал ли он по согласованию с полицией, это очень важно, поскольку по лицензии у него нет права на самостоятельные расследования уголовных преступлений, а определенные поручения полицейских следователей он выполнять может... Так, с формальностями закончили... Сейчас будет самое... Как здесь говорят: пицуц.
– Взрыв, - механически перевел Карпухин. Он уже много раз слышал это слово - и по телевидению, и от Розы, обожавшей обо всем более или менее неожиданном в ее жизни говорить, закатывая глаза: "О, это был такой пицуц!".
– Вот, - продолжал тем временем комментировать Анисимов, - Ноам показывает фотографии школьной стены, из которой он извлек пули, а теперь... да, теперь говорит о том, что обнаружил место, откуда были произведены выстрелы, которые... Смотрите! Впрочем, смотреть смысла нет, все равно отсюда не видно... Судья просит прокомментировать... нет, не Мейера, а Бермана... Он говорит, что это за школьным забором, там полянка такая, трава растет... А Ноам добавляет, что поэтому удалось легко идентифицировать место, где стоял человек, там стебли поломаны и прижаты к земле. Человек пришел со стороны улицы Шенкар, шел вдоль забора в сторону ворот, но не дошел, остановился и стоял некоторое время, так считает Ноам, а Берман... ну, Берман вроде тоже с этим согласен... А сейчас следователь передает судье найденную на этом месте гильзу... Вообще-то нашел ее Ноам, но передал полиции... Сейчас судья опять вызывает эксперта по баллистике...