Право учить. Работа над ошибками
Шрифт:
Добился своего, lohassy? Что ж, можешь торжествовать...
Протягиваю ладонь. «Искры» ложатся в неё и в первый момент кажутся неподъёмно тяжёлыми. Всё правильно: на сей раз я принимаю не только «разум», но и «чувства», и «жизнь». Проще говоря, эльф вручает мне всего себя, с прошлым и будущим. Даже рабством такое положение трудно назвать, вернее будет говорить о полном растворении в избранном повелителе, об окончательном отказе от себя самого. Понимает ли Мэй, что творит? Я отчаянно хочу заглянуть ему в глаза, но едва «искры» упокаиваются в моей руке, силы оставляют листоухого полностью, и он оседает на пол уже совершенно неподвижным ворохом плоти и ткани.
Некромант, за миг
— Думаю, мы можем вернуться к трапезе. Тем более, стоит отметить ваше приобретение, Рон.
Криво усмехаюсь:
— Было бы, что отмечать... Лучше бы вы его добили.
Тёмные глаза смотрят с пугающей бесстрастностью:
— Теперь это ваша забота, Рон. Как и ваша зверушка.
Марек старательно подвигал челюстями, потом извлёк изо рта почти превратившийся в кашицу серо-жёлтый листок, разложил на одной ладони и придавил сверху другой, расплющивая комок. С обыкновенной корнежоркой, останавливающей кровь, я был знаком благодаря стараниям Мирримы, корнежорка же подкаменная годилась и на другое:
— Видишь, заплатка получилась? Её нужно приложить к ране, придавить, но не слишком сильно, и немного подождать: приклеится и будет держаться, пока кожа заново не вырастет.
Хорошо быть сыном лекаря, верно? Столько всего полезного знаешь и умеешь...
— Спасибо, что помог его притащить. И за всё остальное — тоже.
Русоволосый небрежно отмахнулся:
— Велика помощь! Если что ещё понадобится, говори.
По угрюмому лицу волной пробежала странная тень, заставившая парня чуть ли не болезненно скривиться, и мой неожиданный помощник поспешил уйти, даже не попытавшись подсмотреть и подслушать дальнейшие события, надо сказать, весьма познавательные. Во всех смыслах.
Я начал с того, что лезвием охотничьего ножа разрезал испорченную нахождением в Смещении пластов одежду: любая материя, равно живая или только некогда бывшая живой, попав в пространство с насильно изменённой структурой, начинает принимать его правила, то бишь отказывается от своей изначальной природы. Разумеется, бесследно подобный отказ не проходит, вот и шёлк эльфийского одеяния зиял полупрозрачными прорехами, обещая рассыпаться прахом вне зависимости от моих действий.
Да-а-а, живое пострадало ничуть не меньше: на суставах жемчужно-белая кожа треснула и теперь обильно сочилась сукровицей. Побудь Мэй в Смещении чуть дольше, мышцы и кости пришли бы в движение без воли их хозяина, скрутившись вьюнком или вовсе завязавшись в узел... Хорошо хоть некромант не стал зверствовать. Но с другой стороны, он был уверен как в собственной неуязвимости, так и в плачевном состоянии пришлеца. Почему? Надеюсь впоследствии отыскать ответ на сей вопрос, а пока...
Серебристые ресницы раздвинулись ровно на такое расстояние, чтобы позволить лиловым глазам убедиться: рядом врагов нет. Впрочем, после всего случившегося я лично имею законное основание считать листоухого если не злодеем, то злостным вредителем уж точно!
— Учти, то, что произошло, не имеет значения.
— Не-а.
Хоть с виду полученный мной ответ и походил на желаемый, довольства в нём послышалось столь много, что я вынужден был остановить движение смоченной травяным настоем тряпицы по израненному телу эльфа.
— Прости, не понял — ты согласен со мной или...
— Не-а.
Так, теперь всё ясно. Впрочем, ожидать иного и не приходилось, поскольку ни одно разумное существо подлунного мира, заполучив в свои цепкие ручонки исполнение заветного желания, не сможет отказаться от пусть случайного, но крайне ценного подарка.
— Моё мнение на сей счёт
Мэй попытался то ли улыбнуться, то ли придать своему лицу суровое выражение, но получилась лишь невнятная гримаса, и эльф, видимо, осознав, что кроме слов иными средствами общения не располагает, снизошёл до более развёрнутого ответа, нежели предыдущие:
— Ищу.
Я чуть было не спросил: «Меня, что ли?», но вовремя спохватился. Конечно, и подобная причина не исключалась, особенно если Хиэмайэ узнал от своего брата о моём весеннем посещении эльфийских ланов. Наверняка ведь обиделся, что с ним не повидались. Но разумеется, это не повод, чтобы отправиться на поиски, верно?
— Что ищешь?
Меня устало поправили:
— Не «что», а «кого».
С каждым словом всё интереснее и интереснее...
— И кого же?
Мэю почти удалось выразить возмущение с помощью фырканья:
— Ты должен знать.
— Пра-а-авда? Я должен подвесить тебя за уши и отшлёпать так, чтобы запомнилось на всю жизнь!
— Мне или тебе?
Теперь уже впору фыркать самому. Ну мерзавец... Разве можно на него сердиться? Можно. И нужно. Но сначала следует выспросить всё, имеющее значение.
— Кого ты ищешь?
Он прикрыл глаза, словно собираясь с силами.
— Дядю.
Ах да, и как я мог забыть? Стир’риаги, заслуживший своим поступком звание преступника, бесследно исчез из пределов эльфийских ланов, не дождавшись заслуженной кары. Но я же просил не вмешивать в поиски обоих братьев... Просьбы пропали втуне? Странно. Подозрительно даже.
— Тебе позволили участвовать? И Кэл согласился?
— Не-а, — следует полулукавое, полустыдливое признание.
— Но как тогда...
Рука с пугающе чётко обрисованными венами приподнялась и кончиками пальцев указала куда-то в сторону головы, вернее, в сторону ёжика серебристых волос над ухом.
Кажется, понял. И гномы, и эльфы в отличие от людей проживают довольно долгую жизнь, потому и тела представителей этих рас вступают в совершенно иные отношения со временем. В частности, волосы и тех, и других растут соответственно числу, а не скорости течения прожитых лет, разве только листоухие частенько применяют магию, дабы обзавестись роскошной шевелюрой раньше предписанного природой срока, а горный народец презирает подобные вмешательства в собственные тела. Но факт остаётся фактом: для человека остриженные волосы — ерунда не значимее обломанного ногтя, а для упомянутых рас... Наказание.
Так-так-так. Значит ли увиденное мной...
Но пока я предполагал и располагал, Мэй добавил к наброску картинки штрих, перевернувший всё с ног на голову:
— Кэл и стриг.
В голосе эльфа прозвучала неподдельная обида: мол, старший брат, и опустился до такого непотребства, как лично наказать младшего. Зато я едва не расхохотался. Ай-да Кэлаэ’хель!
Вот с кем мне было бы легко и приятно вместе заниматься решением задач любой сложности. Старший из братьев располагает не только опытом и знаниями, но и соображает, как имеющиеся сокровища использовать. Разумеется, оголённые для всеобщего обозрения уши для эльфа означают позор, тяжкий проступок, запятнанную честь, но... ещё и отлучение от клана. Временное или постоянное — неважно, в конце концов, решение о возвращении в лоно семьи всегда принимает тот, кто изгонял. Но занятность ситуации состоит в другом: пока Мэй считается изгоем, он вправе совершить любой поступок по отношению к точно такому же изгою. Например, к своему дядюшке. Вплоть до убийства, которое в силу обстоятельств не ляжет тяжёлым грузом на плечи самодеятельного палача.