Прайс на прекрасного принца
Шрифт:
Вика вздохнула:
– Лучше бы я этого не делала. Увидев, что Марк едва держится на ногах и от него за километр несет спиртным, дед разбушевался не на шутку. Кричал, что его сын – настоящий мерзавец и безответственный тип, раз посмел сесть за руль в невменяемом состоянии. На крики старикана прибежали Клим и Яна. А Марка прорвало: высказав отцу много нелицеприятного, он как ни в чем не бывало отправился к себе. Под утро у Альберта Осиповича случился сильный приступ. Приезжала реанимация. Слава богу, все обошлось. С тех пор Германов предпочитал
– Что входило в твои обязанности?
– Так все и входило. Альберт же был как большой беспомощный ребенок. Я его мыла, кормила, читала старику книги.
– Ты работала без выходных?
Виктория отрицательно замотала головой:
– Я же не робот. Раз в неделю уезжала к себе.
– И кто тогда присматривал за стариком?
– Бронислава Егоровна и Бинка. Последняя мне решительно не нравилась. Такая высокомерная девица, звездила постоянно. Создавалось впечатление, что она не простая служанка а, по меньшей мере принцесса. Ты прикинь, она даже контролировала меня!
– Это как?
– Возомнив себя медиком, Бинка интересовалась, какие лекарства принимает Альберт. Конечно, я терпела, старалась не выходить из себя и… стиснув зубы, отвечала на ее глупые вопросы.
Ката открыла сумочку:
– Кстати, насчет лекарств. Посмотри, эти таблетки тебе знакомы?
Вика взяла упаковку:
– Конечно. Сердечный препарат. Альберт Осипович без него не мог. Необходимо было принимать таблетки трижды в день и строго по времени. В девять утра, в три часа дня и в девять вечера.
– Лекарство достаточно сильное.
– Правильно, но только оно помогало сердечку Германова биться в груди.
– Вика, я понимаю, что с того момента прошло слишком много времени, но не могла бы ты вспомнить события последнего дня жизни Альберта?
– Не могу знать, – последовал ответ. – Он скончался в воскресенье, а в субботу вечером я уехала домой.
– Значит, тебя не было в особняке?
– Так совпало, что Альберт умер в мой выходной день.
– Что было в субботу? Как он себя вел? Может, он нервничал или был не таким, как обычно? Вспомни, это очень важно.
Виктория напрягла память:
– Да вроде нет… Утром я его помыла и до обеда читала книгу. Альберт любил слушать сказки Андерсена и часто просил меня их перечитывать. К обеду у него разыгрался аппетит. Представляешь, он съел и первое, и второе, тогда как в обычные дни мне с огромным трудом удавалось уговорить его съесть хотя бы половину тарелки супа.
– Дальше.
– До шести он спал. Когда проснулся, велел позвать Еву. Германова разговаривала с отцом около часа. Меня на время их беседы попросили удалиться. Не успела Ева уйти, как в спальню поднялся Клим. Я снова отправилась в кухню. После ужина Альберт Осипович принял лекарство и уснул. Вот, в принципе, и все события. В начале десятого я переоделась, положила в сумочку
– Какие рецепты?
– Того самого лекарства. – Вика кивнула на упаковку.
– А они закончились?
– Не совсем. Оставалась последняя пачка – десять пилюль. Три он должен был принять в воскресенье…
– Где ты оставила лекарства? – перебила Копейкина.
– Где всегда – на столике. Перед отъездом напомнила Брониславе, Еве и – на всякий пожарный – Яне, чтобы таблетку ему дали ровно в девять утра. Ну, а в понедельник узнала о случившемся. Жаль старичка, за восемь месяцев я к нему привыкла. Относилась к Германову, как к родному дедуле.
– В понедельник ты случайно не видела в комнате Альберта упаковку таблеток?
– Что ты! Как я могла ее увидеть, я ведь даже не поднималась на второй этаж. Да и какая разница, видела я ее или нет? Человек умер, таблетки ему уже не требовались.
Катарина попросила Викторию открыть форточку.
– Скажи, а если бы Альберт не принял лекарства, могло бы это привести к приступу?
– Легко. Я же говорю, он жил только благодаря этим таблеткам. В большинстве случаев сердечники принимают этот препарат дважды в день: утром и вечером. И лишь при тяжелых формах болезни – как у Германова – врачи настаивают и на дневном принятии лекарства.
Несколько секунд Виктория молчала, нервно теребя чайную ложечку, а затем, нагнувшись к Катке, прошептала:
– За полтора месяца до кончины Альберта Осиповича я совершила страшную… страшнейшую оплошность! Мне до сих пор непонятно, как я могла впасть в тот кратковременный маразм.
– Говори яснее!
– Вечером забыла дать старику таблетку.
Откинувшись на спинку стула, Вика прерывисто задышала.
– И что было?
– Ой… он едва не умер по моей вине! Вызвали «Скорую», в доме начался переполох. Веришь, я стояла ни жива ни мертва.
– Рассказала кому-нибудь о своей забывчивости?
Вика скривилась:
– Да ты что! Побоялась. Тряслась, как листочек осиновый.
– Теперь многое встало на свои места, – подытожила Катка.
– А именно?
– Ясно, что без таблеток Альберт Осипович не протянул бы и дня.
– Но он их принимал ежедневно!
– Ты уверена?
– Конечно, уверена! – Вика смахнула со стола ложку. – Я постоянно находилась при Германове и контролировала прием лекарственных препаратов.
Ката виновато закивала.
– Извини, я совсем не то хотела сказать.
В особняк Катарина вернулась глубоко за полночь.
Позвонив на сотовый Брониславе Егоровне, она попросила экономку открыть входную дверь.
– Где ты была? – спросила сонная пенсионерка.
– Улаживала проблемы.
– С мужем?
– Угу.
– Ну и как, уладили?
– К сожалению, нет.
– Ладно, давай, шуруй в комнату. Завтра рано вставать, надо хорошенько выспаться.
– Бронислава Егоровна, у меня к вам разговор.
– Сейчас?!