Прайс на прекрасного принца
Шрифт:
– Желательно.
– А потерпеть до утра никак нельзя?
– Но вы же все равно не заснете. Помните, как говорили, что стоит вам проснуться ночью, и сон куда-то испаряется?
Экономка погрозила Катке пальцем:
– Ух ты, поймала меня на слове? О чем хоть говорить будем?
– О Германовых.
– Пошли тогда в кухню, я чайку выпью.
Подождав, пока Бронислава нарежет кекс, Катка выпалила:
– Альберт Осипович умер в воскресенье?
В глазах Брониславы промелькнул испуг:
– Ну, допустим.
– А
– Все так.
– Во сколько он умер?
Этот вопрос имел для Катарины первостепенную важность.
Бронислава Егоровна ответила быстро и решительно:
– В шесть часов вечера.
– Инфаркт?
– Обширный.
– В тот день таблетки старику давали вы?
Экономка замялась:
– Нет.
– Неужели Альбина?
– Евочка. У меня с утра сильно подскочило давление. Шагу ступить не могла, перед глазами все плыло и кружилось. Ева запретила мне подниматься с кровати…
Заставив няню лечь, Германова безапелляционно отчеканила:
– Не вздумай выходить из комнаты. Не хватало, чтобы ты на больничную койку попала!
– Детонька, не люблю я лежать, от этого еще больше хвораю.
– Ничего не желаю слышать! – отрезала Ева.
– А как же папа?
– Что папа?
– Уже без пятнадцати девять, ему лекарство принимать пора.
– Няня, ты меня удивляешь. Можно подумать, мы живем на необитаемом острове и, кроме тебя, к отцу некому подойти.
– У Викуши сегодня выходной…
– Знаю. Не бери в голову. Я сама поднимусь к отцу и проведу с ним целый день.
Бронислава заулыбалась:
– Для него это будет большим подарком. А то ты совсем заработалась, Евочка. К отцу совсем не заходишь.
– Вот и наверстаю упущенное.
Бронислава не выходила из комнаты до шести вечера. В четыре она начала читать книгу, а два часа спустя дверь с шумом открылась, и взору экономки предстала возбужденная Альбина.
– Бинка, сколько можно предупреждать, не врывайся, как ураган, – заметила старушка.
– Да ладно тебе! Ты вот тут читаешь, а на втором этаже разразился настоящий скандал.
Броня подавила вздох:
– Кто с кем на этот раз схлестнулся?
– Все! – прокричала девушка.
– Что значит – все?
– То и значит. Дети Германова в полном составе собрались в спальне старика и орут, как бешеные!
Бронислава забеспокоилась:
– Святой Николай-угодник! Альберту же нельзя нервничать. Они же его до инфаркта своими ссорами доведут!
– Ты куда?
– Поднимусь наверх.
– Не советую. Лучше им под горячую руку не попадаться.
Броня разозлилась:
– Это тебе лучше не попадаться, а я, как-никак, их нянька. И никто, кроме меня, не в состоянии приструнить негодников.
– Ну, иди, иди, – ухмыльнулась Альбина. – Только потом не говори, что я тебя не предупреждала.
В гостиной Бронислава столкнулась с рыдающей Евой.
– Детонька,
– Няня! – Ева бросилась к экономке и уткнулась в ее плечо. – Папа…
– Что с ним?
– Он… он умер!
– Когда?
– Пять минут назад. Мы уже вызвали врача.
Бронислава Егоровна обессиленно опустилась на диван. Перед ее глазами замелькали многочисленные эпизоды из жизни в профессорской семье.
– Ева, я ведь знала его пятьдесят лет. Полвека! Как же так…
– Хочешь подняться наверх?
– Ты еще спрашиваешь! Поднимусь немедленно.
На лестнице Бронислава спросила:
– Евочка, почему вы шумели, о чем спорили?
– Мы не шумели.
– Но Бина говорит…
– Няня, мне так тяжело! – быстро перевела тему Германова. – Папочки больше нет! Я не верю!
В спальне Альберта Осиповича Бронислава обвела туманным взором детей покойного. Клим стоял у окна, Яна облокотилась спиной о шкаф, а Марк сидел на краю кровати.
Приблизившись к старику, Бронислава дотронулась до руки – уже бывшего – хозяина и тихо прошептала:
– Прощай, Альберт! Ты первым ушел. Скоро и я туда пожалую.
– Няня, не говори так. Ты еще проживешь много лет.
– Ну, не сто – это точно. Рано или поздно… эх, да что тут говорить!
Развернувшись, Бронислава покинула комнату.
Вскоре прибыли медики. Тело Альберта увезли в морг. Вскрытие показало, что Германов умер от обширного инфаркта.
– Что было потом, тебе известно. Когда схоронили Альберта, Ева покинула особняк.
Не допив чай, Бронислава Егоровна шаркающей походкой отправилась к себе.
– Не засиживайся, – сказала она Катке. – Ночь на дворе.
Оставшись в одиночестве, Копейкина принялась раскладывать по полочкам имеющиеся факты.
В трюмо у Евы обнаружилась упаковка пилюль. Из этой самой упаковки Германова должна была дать отцу одну таблетку утром, вторую днем. Альберт Осипович скончался в шесть вечера. Десять таблеток минус две равняется восемь. Восемь! Именно столько пилюль должно было остаться в пачке. Ни больше ни меньше. Но их десять! О чем это говорит? Ответ очевиден – Ева, по совершенно непонятным причинам, обрекла отца на смерть. Ее вина практически доказана. Все улики против Германовой.
А теперь вспоминаем ее слова. Она утверждала, что отец умер сам. А почему она так заявляла? Разве кто-нибудь говорил обратное? Судя по всему, говорил. Но кто? Следуя логике, обвинить Еву в преднамеренном убийстве Альберта Осиповича мог лишь один из членов семьи. Помимо них никого постороннего в момент кончины старика в особняке не было и быть не могло.
Так кто же этот таинственный обвинитель? Яна? Клим? Марк?
– Кому-то, так же как и мне, стало известно, что у Евы находится целая упаковка таблеток, – прошептала Катарина. – Осталось узнать самую малость – кому именно?