Праздни и будники
Шрифт:
– Может, тебе валерьяночки накапать? У меня есть.
– Не, спасибо… Маринка уже накапала. Слушай, у тебя, случайно нет медицинского образования?
– Нет.
– Жалко. Я подумал: уколы делаешь, в лекарствах разбираешься… Вдруг, есть. Мне медсестра нужна.
– А Эля?
– Я ее выгнал. Дал зарплату и пожелал всего хорошего. Сегодня. Всех отправил: родителей и сестру Юли с телом…
– Они приезжали?
– Да.
– И как?
– Веселого мало. Чем мог, помог. У нас, сама знаешь: кому горе, а кому – куш сорвать… Вся эта бюрократия… У-ф-ф!
– Деньги
– Деньги? Да. Лена прибегала, принесла. Я им еще 15 тысяч от себя дал.
– Администрация как-нибудь поучаствовала?
– Что? Не смеши меня! Они ж только брать приучены.
Туча повисла над морем: тяжелая, лилово-серая, взбаламученная, словно грязные комья войлока. Она тянула к воде длинные синюшные щупальца и ворчала далеким громом.
Советский тревожно бегал по берегу. Вместо белых штанов – водолазный костюм зеленый, с черными вставками. Он стал похож на экзотического ящера, только что сбросившего хвост. Дождь то принимался сыпать торопливо, то затихал. И тогда все замирало, даже море, странно притихшее, серое, как-то робко шевелило гальку на пляже.
Мы миновали влажный, по особенному просторный берег, перешли пересохшее русло речки. В столовой народу было немного. Поварихи испуганно смотрели на тучу.
– Доброе утро…
– Ой, доброе, – Лена явно досадовала.
– Как вы думаете, девочки, это ураган? – глупее я ничего не придумала.
– Откуда я знаю! – в сердцах бросила Лена.
– Но ты же боишься. Я вижу. То есть, ты можешь предположить, чем все это чревато. – не унималась я.
– Да, чем угодно! Может просто пронести и все. А может… Все, что угодно может!
– Понятно… – Ничего мне не было понятно. Хотелось узнать у старожилов о погоде, но старожилы прогнозы делать не рисковали.
Во время завтрака снова пошел дождь. Но теперь он окреп, лил тугими, частыми струями, потом вода хлынула без удержу, как будто в небесном водоеме вывалилось дно. Мальчишки и Ольга решили проверить дикарей. Я осталась под навесом, слушала и смотрела, как дождь превращается в ливень, как скапливается вода и заливает землю, как она собирается в лужи, и лужи вскипают и пузырятся, подбираются к моим ногам, окружают столовскую печь…
– Как настроение? – крикнул мокрый Советский, забегая под навес.
– Нормально, – ответила я. – Ты у ребят на островке был?
– Мы только что оттуда, – сказали вернувшиеся мальчишки.
– Как там?
– Пока нормально, – ответил Валера. – Но я предупредил: если будет заливать, чтоб хватали вещи и бежали на склон. – Распорядился и нырнул в ливень.
По руслу хлынула вода. Бурые потоки слились, объединились и помчалась грозная горная река. Она кинулась в ворчащее море, схватилась с ним, и воды встали на дыбы, как два борца, сжимающие друг друга в мощном захвате. Море взревело гневно, но река не отступила, ее мутные воды заляпали грязью прибрежные волны и все кипело, кипело…
Лена с застывшим лицом смотрела на ливневую стену.
– Ой, мамочка, мама, – шептали ее губы.
Мальчишки решили проверить, можно ли перейти реку вброд, но их вернули с руганью.
– Вы думаете, переходить реку опасно? – невинно поинтересовалась я.
– Опасно?! –
– Нет, нет, конечно. Я просто так спросила. Я же не дурочка…
Взяла зонт и пошла к реке. На другом берегу стояли дикари и Ольга с ними. Они что-то кричали и махали руками, но слышно не было: потоки жидкой грязи, проносящиеся с ревом, шум ливня и рев моря заглушали их голоса. Я видела, что вода в реке поднимается, с моей стороны небольшой обрыв еще мог ее сдержать в русле, но островок с вигвамом был в большей опасности и я не знала, сколько он еще сможет держать прибывающую реку.
Неожиданным рывком возник ветер, он разорвал тучу, отбросил ее в море, расчистил небо над ущельем. Дождь прекратился резко, словно его выключили. Вода в реке дойдя до самой последней, критической отметки, все еще оставалась грозным горным потоком, но уровень ее установился. И, хотя мы оставались отрезанными от остальной базы, ощущение опасности отступило. Народ высыпал на берег, поглазеть на разыгравшуюся стихию. Кто посмелее, закатывали штаны, пытались войти в реку, держались за руки, кричали. Вода еще была сильной, еще сбивала с ног, еще могла протащить в море, но она уже устала, она спадала, успокаивалась, разбивалась на потоки, и только у самого моря, впадая в узкое глубокое жерло, ей же промытое, еще ярилась, толкая штормовую волну.
– Вы не знаете, как отсюда уехать, – спросила Валентина. Она стояла на берегу и с тоскливой обреченностью бросала гальку в море, море раздраженно рокотало.
– Так же, как и приехали. – Я пожала плечами. – Автобус от Криницы идет в шесть утра – это прямой. Но можно и на перекладных…
– Как надоело все-е!
– Разве так плохо? – спросила участливо.
– А что тут делать? – ее голос стал злым, – погоды – никакой; общество, – она усмехнулась, глянув на меня, – никакое. – Повернулась и продолжила с вызовом, – а Вам, что, нравится?
Я засмеялась:
– Очень!
– Ну, мне Вас не понять…
Она все-таки осталась. До тех пор, пока погода не установилась. Валера помог ей нанять лодку. Одинокий москвич с ней напросился.
Он, всеми покинутый, бродил по ущелью и бесконечно набирал Элин номер на мобильнике:
– Эля-ля-ля-я…Э-ля…ля…
Поварихи шептались:
– Это он хочет на сорок дней к Юльке поехать…
– Совесть мучает?
– Да какая совесть! Элька его мучает, никак забыть не может…
– Еще бы! Такая баба!
– Он, небось, и не видал таких…
– Откуда…
Официальные лица прибыли ближе к обеду. Белый катер с государственным флажком высадил на берег троих, в форме. Но, то ли место такое, то ли форма эта курортная – черные брюки, белые рубахи с коротким рукавом, – в общем, грозности никакой не исходило от представителей власти, не смотря на погоны и кожаные папки.
Советский в белых штанах, надетых по такому случаю, сопровождал начальство по берегу, где оно – начальство, распоряжалось: