Преданная. Невеста
Шрифт:
Из прочих приобретений этого месяца – зарождение приятельства с Ильей Крапивиным. Тем самым ровесником-племянником Власовых.
Илья нашел меня в соцсетях и сам написал. Я поддержала диалог. Думала, это просто вежливость и продлится общение недолго. В итоге я знаю о нем уже кучу всего. Что-то рассказываю о себе.
Оказывается, он десять последних лет провел в Лондоне. Закончил там сначала частный колледж, а потом бизнес-школу.
Вернулся и переживает кризис оборвавшихся контактов. Задерживаться рядом с родителями не планирует, хочет снова уехать.
В него щедро вкладывают Власовы и сами Крапивины, чье благосостояние напрямую зависит от благосклонности зятя. Но вместе с вложениями родственники возлагают на парня большие надежды. Напрямую я не спрашивала, но вполне допускаю, что у руля империи когда-то встанет он, а не Кристина. И это, кажется, его гнетет.
Вызывает ли это у меня злорадство? Нет. Что Кристину, что Илью даже жалко. Понятно, что если бы он или она «дотягивали» до нужного Аркадию уровня, разговоры о том же Тарнавском давно прекратились. Но это не моего ума дела. Я просто знакомлюсь с новым человеком и нахожу в разговорах с ним повод улыбнуться.
О нашей с Ильей дружбе по переписке Слава знает. Если бы судья сказал прекратить общение – я послушалась бы без лишних вопросов, но Слава отреагировал спокойно. Я до сих пор улыбаюсь, вспоминая произнесенное бархатистым обволакивающим голосом:
– Не надо. Я рад, что у тебя есть друзья. О наличии у них дымящихся яиц постараюсь не думать.
Если бы я почувствовала со стороны Ильи флирт – пресекла бы сама. Но его нет. Зато есть легкость. Он бросает мне ссылки на грантовые предложения и настойчиво советует задуматься о пиэйджи заграницей. А я думаю о том, что хочу закончить дело, выйти за Славу замуж и родить ему ребенка.
Не знаю, так сильно повлияли на меня милые видео Сафие Салмановой и округлый живот Айлин или из-за перманентного перевозбуждения застрессованный организм жаждет размножаться и я нахожусь в бесконечной ментальной овуляции, но все чаще ловлю себя на сознательном желании стать мамой его детям. Таблетки при этом исправно принимаю. Без разговора такое не делается.
– Идем, Юль, – из раздумивый вырывает обращение Славы. Он сам надел свою мантию. Уже открыл дверь, позволяя проникнуть в мою приемную тревожному галдежу.
В суде сегодня настоящий дурдом. Куча рассмотрений. Толпы. Задержки. Очереди в залы.
Коридор наполнен адвокатами и сторонами. Периодически происходят перепалки. Дышать сложно. Пройти тоже. Но мне везет – неприкасаемым ледоколом дорогу для меня расчищает человек в мантии. Я иронично думаю, что иметь личного судью – это очень удобно.
Тарнавский тормозит перед забронированным за нами залом заседаний. Открывает дверь. Кивает, давая зайти первой. Это лишнее, не свойственное другим судьям, джентльменство. Но, мне кажется, о нас уже и так судачат. Здесь. В университете. Может даже попрошайка под судом. Вот и пусть. Если честно, почти пофиг.
Пока Тарнавский листает материалы, готовлю зал к рассмотрению дел. Зову первые по списку стороны.
Впереди дохуище работы. Просто до-ху-и-ще. Никто не уйдет домой
Но до этого еще нужно дожить. А пока вместе со стуком молоточка мы начинаем эстафету судебных заседаний.
В частности, сегодня мы слушаем "дело Смолина".
Работа над ним – чуть ли не самая трудоемкая часть нашего плана. С юридической точки зрения – это адские муки и ночи без сна. После возвращения материалов из апелляции и возобновления рассмотрения Слава вынес уже несколько определений вроде бы в «нужную» сторону. Он делает вид, что идет на уступки. Я по-прежнему остаюсь вроде как не использованным козырем на всякий случай. Собираю компромат.
Но по факту весь процессуальный путь к финальному решению должен выглядеть так, чтобы его нельзя было ни оспорить, ни сбить. Дело далеко не в одном спорном предприятии, ликвидация которого больше напоминает дерибан. Это дело, в какой-то степени, станет прецедентным. Только не в прямом юридическом значении. Оно определит практику и роли в дальнейших олигархических договорняках.
Каждое рассмотрение занимает у нас с судьей Тарнавским от пяти до пятнадцати минут.
Сегодня судья никого не щадит. Настроение у него не расшаркиваться. Стороны получают люлей и улетают готовить следующие ходатайства. А мы неумолимо приближаемся к моменту, когда в зал заходят стороны по тому самому делу.
И если сначала все кажется мне вписывающимся в ту самую рутину, то в один момент сердце сбивается. Раньше Смолин сюда не являлся. Ему и не надо. Но сегодня он здесь.
Я прячу свое удивление под маской деловитого чинуши. Если его присутствию удивлен Слава – это никак не распознать.
Тарнавский такой же. Стучит молоточек.
В стороны летят сначала вопросы. Потом – люли.
Смолин ведет себя тихо. Не лезет. Даже не скажешь, что особенно вникает. Только в какой-то момент опускает взгляд под стол, а через десяток секунд мне на телефон прилетает бесячее: "Выйдешь после нас. Пару слов хочу сказать".
Не выйти – не вариант. И даже вид не сделаешь, что не заметила сообщения.
Я отрываюсь от экрана и ловлю внимание Лизиного отца на себе.
Запрещаю себе злиться на Смолина. Хочешь? Выйду. Не вопрос.
Когда Тарнавский заканчивает заседание, встаю со своего места и подхожу к судье.
Опускаю руку на плечо. Наклонившись, на ухо шепчу:
– Я выйду…
– Зачем?
– Руслан попросил.
В ответ – тишина. А пространство вокруг густеет.
Не надо. Не злись. Все хорошо.
– Интересно, что скажет. — Подталкиваю Славу своей полуправдой к тому, чтобы отпустил. Хотя на самом деле, не особо интересно.