Преданья старины глубокой

Рудазов Александр

«Свадьбы» Великих Змеев длятся подолгу – неделями, а то и месяцами, во время которых господствует дикий свальный грех. Потом «новобрачные» расстаются – новоявленная Царица укладывается в многолетний сон, покуда в ее чреве зреют будущие змееныши, а Великие Змеи разлетаются кто куда. Иногда самый могучий из них остается хранить покой будущей матери – стережет спящую змеиху от возможных покушений, покуда та не отложит все яйца.

Увы, не всегда успешно…

Солнце коснулось небозема и начало погружаться за край. Казалось, будто оно тонет там, в колышущейся зеленой бездне – к закату от Костяного Дворца на сотни

поприщ тянется один только дремучий лес без конца и края. Последние лучи брызнули во все стороны, озаряя небеса розовым светом, и на солнце наползло крохотное облачко – будто одеяло, укрывающее усталого богатыря, отправляющегося на покой.

– Как красиво… – выдохнула Василиса, глядя на багровеющий закат.

– ДА-А-А… – присоединились к ней три чешуйчатые морды. – КРАСИВО…

– Мы любим иногда смотреть, как оно садится… или поднимается… – задумчиво поведала правая голова. – Это так… неповторимо… Когда мы были совсем маленькими, всего с двух людей ростом, то думали, что солнце – это другой Великий Змей, очень большой и далекий… Хала… Даже пробовали однажды до него долететь…

– И?.. – с интересом спросила Василиса.

– Никому не под силу долететь до солнца… – хмыкнула левая голова. – Лети хоть до седьмой звезды… а оно все равно еще выше. Там, в вышине, трудно дышать и ужасно холодно…

– Холоднее, чем здесь? – удивилась молодица.

Она дрожала, как осиновый лист на ветру, – и это в теплой собольей шубе! Поднявшись на этакую верхотуру и увидав Костяной Дворец целиком, княгиня решила, что еще холоднее и быть-то не может! Ну разве только в ледяном тереме деда Мороза-Студенца, что живет далеко на полуночи, на острове Холголе, у берегов Ледовитого моря. Ан нет, оказывается, не только!

– Да как же такое может быть? – залюбопытствовала она. – Ведь чем выше – тем к солнышку ближе! Значит, теплей должно быть!

– Вот и мы так думали, – буркнула средняя голова.

– А на самом деле чем выше, тем холоднее, – сообщила правая. – И дышать там труднее – воздух какой-то становится… невкусный. Будто сметана, водой разбавленная – на вид вроде то же самое, а на вкус – жиденько, пресно. И крыльями махать почему-то трудно – словно бы раньше подпорки под ними были невидимые, а тут убрали их вдруг… Для нас, правда, крылья не главное – только рулить, опору держать, да равновесие блюсти… Иные Великие Змеи и совсем без крыльев летать ухитряются… Вот, например, те, что когда-то в Чайном Царстве жили…

– Это как же? – удивилась Василиса. – Разве ж птица или мышь летучая сможет без крыльев летать?

– Где птица, а где Великий Змей! – фыркнула левая. – Вон, ступа бабы-яги тоже безо всяких крыльев летает – как?

– Колдовством, вестимо!

– Во-во! А у нас в чреве есть такой шмат – вроде сердца, тоже дышит и колотится. Вот когда Великий Змей взлетает, так этот шмат его как бы подталкивает кверху, упасть не дает. И бухтит при этом сильно – будто меха кузнечные кто раздувает. Сама вот прислушайся, коли не веришь! А как на землю опускаешься, так он успокаивается, затихает. Такая особая полетучая кишка, у людей ее нет… и у птиц нет…

Последний краешек солнца скрылся за небоземом, пронзив напоследок алым лучом облако – будто струйка кровавая брызнула. Змей Горыныч, медленно-медленно планирующий над облаками, вздернул хвост и повернул крылья – пришло

время возвращаться домой. За время любования закатом они с Василисой излишне удалились от Костяного Дворца – висеть в воздухе совершенно неподвижно трехглавый ящер не умел. Потому раскрывал крылья во всю ширь огромными кожистыми парусами и тихонечко дрейфовал по ветру, будто ладья без рулевого.

Удержаться на спине Змея Горыныча оказалось не так уж сложно. Мелкие заостренные шипы, идущие по трем шеям-столбам, на спине сходились в единую линию и вырастали настолько, что меж ними можно было сидеть с превеликим удобством. А когда требовалось, на спину чудища крепили хитрую упряжную конструкцию из ремней и веревок, способную вместить до полусотни всадников. Исполинский дракон без особых затруднений мог поднять и утащить пудов триста, а то и более того.

Трехглавое чудовище опускалось все ниже и ниже, наворачивая огромные круги вокруг Костяного Дворца. Приземлиться и взлететь для зверя таких размеров – задача нелегкая, для этого нужен немалый простор. Да, сесть Великий Змей при большой нужде может даже на малом пятачке, но вот снова подняться ему будет трудновато. Опустившись в лесу или большом городе, дракон застревает, становится очень уязвимым, может даже загибнуть совсем.

И потому у стен кащеевой цитадели специально для Горыныча проложили длинную широченную дорогу, вымощенную превосходным гранитом. Первоначально предполагалось использовать мрамор – Кащей не скупится на нужды своих соратников – но от мрамора отказался сам Горыныч.

Лапы-де скользить будут.

Вдоль этой дороги сейчас стояли восемь молодых татаровьинов с горящими факелами – они размахивали ими, показывая снижающемуся змею дорогу. Ими командовал девятый – старший скотник. Он тоже махал факелами и вопил:

– Осторожней, косорукие!.. Не стой на пути, спалит!.. Подале, подале расходись – ветрищем крыляным сдует, недотепы!.. Вон он, батюшка наш, спускается уже – а ну, дайте дорогу, дайте дорогу!..

Горыныч расправил крылья во всю ширь, вильнул хвостом, меняя направление, а потом выдохнул пламя всеми головами, слегка дернулся и резко замедлил ход. Еще немного, еще, и вот когтистые лапищи касаются гранита, крылья поворачиваются в суставах, ловя встречный ветер, чудовище переходит на бег… медленнее… медленнее… еще медленнее… и вот уже все, остановился совсем.

– Как полеталось, батюшка?.. – радушно окликнул его старый татаровьин, опуская факелы. – Хорошо ль крыла размял?..

– НЕДУРНО, – проревел Горыныч, задирая пасти вверх, чтоб выдохнуть остатки горючего газа, скопившегося за щеками. – ТЕПЕРЬ УЖИНАТЬ – И СПАТЬ!

– Уже все исполнено, батюшка! – отрапортовал старший скотник. – Пожалуй, пожалуй!..

– БЛАГОДАРСТВУЮ, – довольно рыкнул трехглавый змей, с благосклонностью взирая на крохотного человечка.

Несмотря на то, что для Великих Змеев большинство людей не слишком интересны, да и выглядят на одно лицо, этого татаровьина Горыныч отличал среди остальных. Последние пять лет именно он неизменно доставлял ему трапезы и руководил всеми прочими работами, призванными сделать жизнь трехглавого чудища как можно более приятственной. И потому человечек занял прочное место в башках Горыныча – даже дикий зверь запоминает того, кто за ним ухаживает, а Великих Змеев дикими уж никак не назовешь.