ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ
Шрифт:
«То было адом для всех».
«Включая Катю Вольф?»
«Я бы сказал, что ее ад пришел позднее. Она и предполагать не могла, что суд определит ей двадцать лет заключения».
«Так вот почему на суде… Я читал, что она вскочила и пыталась сделать заявление после того, как судья зачитал приговор».
«Да? — удивился Рафаэль. — Этого я не знал. В день вынесения приговора я не ходил в суд. К тому времени мне уже хватило сцен правосудия на всю дальнейшую жизнь».
«Но ты ходил вместе с ней в полицейский участок. В самом начале. В одной из газет я видел фотографию,
«Скорее всего, это было простое совпадение. Полиция всех вызывала на допросы и дачу показаний. Почти все мы были там не раз и не два».
«И Сара Джейн тоже?»
«Ну да, наверное. А почему ты спрашиваешь о ней?»
«Мне нужно будет повидать ее».
Рафаэль намазал маслом свой кекс и поднес ко рту, но не откусил, а уставился на меня, словно позабыв обо всем. «С какой целью, Гидеон?»
«Это просто одно из направлений, которое мне хотелось бы изучить. Доктор Роуз предлагает то же самое: следовать моим инстинктам, искать связи, пытаться найти то, что пробудит память».
«Твой отец не обрадуется, узнав о твоем намерении».
«А ты отключи телефон».
Рафаэль откусил от кекса огромный кусок, явно пытаясь скрыть смущение оттого, что его вывели на чистую воду. Но неужели он всерьез надеялся, что я не догадаюсь об их ежедневных консилиумах с отцом относительно моего прогресса или отсутствия такового? Ведь их двоих самым кардинальным образом затронуло происходящее со мной, и помимо Либби и вас, Доктор Роуз, только они знают об истинном масштабе моих проблем.
«Что ты надеешься получить от встречи с Сарой Джейн Беккет, при условии, конечно, что ты сможешь разыскать ее?»
«Она живет в Челтнеме, — сообщил я. — Уже много лет. Я получаю от нее по открытке на каждый день рождения и на Рождество. А ты разве нет?»
«Ну ладно, значит, она живет в Челтнеме, — сказал он, игнорируя мой вопрос. — Чем она поможет тебе?»
«Не знаю. Может, она сумеет рассказать мне, почему Катя Вольф отказалась говорить о том, что произошло».
«Она имела право на молчание, не забывай этого, Гидеон». Рафаэль положил остаток кекса на тарелку и взял чашку, обхватив ее двумя ладонями, словно пытаясь согреться.
«В суде — да. В общении с полицией — да. Там она не обязана была говорить. Но со своим адвокатом? Почему она отказалась общаться даже с ним?»
«Она еще не очень твердо знала английский. Может, ей объяснили ее право на молчание, а она неправильно поняла».
«Это напоминает мне еще кое о чем, чего я не могу понять, — подхватил я. — Если она была иностранкой, то почему отбывала наказание в Англии? Почему ее не отослали обратно в Германию?»
«Она добивалась отмены репатриации через суд и выиграла».
«Откуда ты знаешь?»
«Как я могу не знать? В то время все газеты только о ней и писали. Каждое ее движение, каждый поступок за решеткой выносился прессой на всеобщее обозрение. Это было грязное дело, Гидеон. Оно разбило жизнь твоих родителей, оно в течение трех лет убило твоих бабушку и дедушку, и оно с тем же успехом разрушило бы и тебя, если бы мы не берегли тебя от него всеми правдами и неправдами. Так что все твои копания в
«Я не голоден».
«Когда ты последний раз ел? Выглядишь прескверно, должен сказать. Съешь кекс. Или хотя бы выпей чаю».
«Рафаэль, а что, если это не Катя Вольф утопила Соню?»
Он осторожно опустил на стол чайник. Пододвинул к себе сахарницу и высыпал в чашку еще один пакетик сахара, затем добавил молока. Я заметил, что он проделал это не как обычно — сначала молоко, потом сахар, — а в обратном порядке.
Закончив с размешиванием и доливанием, Рафаэль наконец сказал: «Если она не убивала Соню, то почему тогда молчала?»
«Возможно, она подозревала, что полиция извратит ее слова. Или что это сделает королевский прокурор, если ей придется давать показания в суде».
«Действительно, такое могло случиться. Но ее адвокат не стал бы извращать ее слова, если бы она соизволила хоть что-нибудь сказать ему».
«Это от моего отца она забеременела?»
Рафаэль поднял свою чашку, но, услышав мой вопрос, поставил ее обратно. Он выглянул в окно: супружеская пара, у которой случилась проблема с коляской, выгрузила из коляски сумку, две детские бутылочки и пачку памперсов. Они перевернули коляску на бок, и мужчина атаковал колесо каблуком ботинка. Рафаэль негромко произнес: «Это не имеет никакого отношения к проблеме», и я понимал, что он говорит не об одеяле, которое по-прежнему цеплялось за колесо и не давало коляске ехать.
«Как ты можешь так говорить? Откуда ты знаешь? Она забеременела от него? И из-за этого брак моих родителей распался?»
«Только супруги могут знать, отчего распался их брак».
«Хорошо. Принято. А остальное? Это его ребенка ждала Катя?»
«А что он сам тебе говорит? Ты его спрашивал?»
«Он говорит, что нет. Но ничего другого он в любом случае не сказал бы».
«Значит, у тебя есть его ответ».
«Но если не от него, то от кого же?»
«Может, от жильца? Джеймс Пичфорд был в нее влюблен. Он влюбился в нее до беспамятства в тот самый день, когда она впервые появилась в доме твоих родителей, и так никогда и не разлюбил».
«Постой, я всегда думал, что Джеймс и Сара Джейн… Я помню их вместе, жильца Джеймса и Сару Джейн. Я видел из окна, как по вечерам они вместе выходили из дома. И они частенько шептались на кухне».
«Думаю, это было до появления Кати».
«Почему?»
«Потому что после ее появления Джеймс почти все свободное время проводил с ней».
«То есть Катя потеснила Сару Джейн и в этом».
«Можно сказать и так, и я понимаю, к чему ты клонишь. Но в момент смерти Сони Сара Джейн была с Джеймсом Пичфордом. И Джеймс подтвердил это. Лгать ради нее у него не было никаких причин. Если бы он и солгал, то сделал бы это ради женщины, которую любил. Более того, я думаю, что если бы в момент Сониной смерти Сары Джейн не было бы с ним, то он с радостью предоставил бы Кате алиби и в результате все свелось бы к трагической небрежности при выполнении служебных обязанностей, но никак не к умышленному убийству».