Предатель. Ты променял меня на бывшую
Шрифт:
В горло ничего не лезет. От попытки проглотить хоть кусочек, желудок протестующе сжимается. Пью только кофе.
На душе такая тоска, что вообще ничего не хочется. Я не знаю, как себя собрать.
Но мне нельзя раскисать. Я ведь не одна, у меня ребенок.
Нужно ехать к маме и забрать Темку.
Мы периодически отвозим его на выходные к моим или Юриным родителям, чтобы он пообщался с бабушками и дедушками.
Обычно муж забирает его в воскресенье вечером, но я решаю не ждать
Мне ведь придется самой ребенку все объяснять, да?
Козел, и это на меня повесил! Может, пусть сам едет, забирает и объясняет?
Нет, лучше я. Пошел он! И без него справлюсь! Он, наверное, со своей школьной шалавой время проводит. Мы ему теперь не интересны.
Когда подъезжаю к дому родителей, внутри все сжимается. То еще предстоит объяснение!
— Ой, Мила! А мы только оделись и хотели в парк идти… — говорит мама, открывая мне дверь. — Что же ты не предупредила, что раньше заедете… Ой! Ну-ка зайди! Что это с тобой? Плакала? Мил, случилось что? — тут же пугается она.
— Мама! — меня тут же обхватывают тоненькие детские ручки.
Я тоже обнимаю своего малыша, наклоняю и утыкаясь носом в макушку.
Вот оно — мое счастье, ради которого стоит жить.
— Мы сейчас поедем домой? — заглядывает мне в лицо сын. — Я думал, папа вечером заедет… Мы хотели на качелях покататься!
— Тем, с дедушкой идите, покатайтесь, — тут же ориентируется моя мама, а нам с твоей мамой нужно поговорить. Да, ведь, Мил? Пусть идут?
— Да, — киваю я, вымученно улыбаясь.
В коридоре появляется мой отец. Он бросает на меня быстрый внимательный взгляд и говорит:
— Конечно. Тем, только мячик еще возьмем. А то вдруг нам с тобой надоест на качелях качаться?
— Да! Точно! Будем играть в футбол! Меня папа научил, так что я умею. Папа лучше всех играет! Дедушка, а ты за какую команду болеешь?
Тема с моим папой выходят из квартиры, а мама тащит меня на кухню.
— Что? — тут же вцепляется она в меня цепким взглядом.
— Мы с Юрой разводимся, мам, — вздыхаю я, стараясь держать себя в руках и не зарыдать от боли и отчаяния.
Произносить это вслух оказывается очень нелегко. И я уже чувствую, как помимо воли горло сжимает колючий болезненный ком.
— Ох! — мама всплескивает руками и прижимает их груди. — Батюшки! Как же так?
— Ну, вот так.
— Эмилия, у вас же ребенок! Темка — он же маленький еще! Ему папа нужен и мама! Одумайся!
— Да, мам, дело не во мне, — прижимаю я руку ко лбу.
Горячий какой-то. Может, у меня температура?
— Ох, Юра что ли решил развестись? — она вновь хватается за сердце. — Но мужики же редко первыми хотят развода! Неужели, довела ты его?
— Нет, мам, развод потребовала я.
— Ничего не
— Юра любит другую, — говорю я, а у самой сердце сжимается от боли.
— Ох! — мама плюхается на кухонную табуретку.
Какое-то время сидит и молча хлопает глазами, пытаясь осознать услышанное.
— Да с чего ты взяла-то? Не верю я в это! Юра не такой! Я его хорошо знаю, он мне как сын. Он очень хороший и ответственный. Он не будет такой ерундой заниматься!
Я молчу. Не потому, что мне нечего сказать, а просто горло так сдавило, что и слова вымолвить не могу.
— Слушай, тебе, наверное, какие-то “доброжелатели” на него наговорили, да? Подружки? Вон, Валя твоя, скорее всего. Не зря она мне никогда не нравилась. Давно на Юру твоего глаз положила. Небось, к рукам его прибрать хочет, вот и навесила тебе лапши на уши, а ты и поверила, да?
— Нет, мам. Валя тут не причем. Юра сам мне это сказал, — шепчу я.
— Что, что сказал-то? — не верит мама.
— Что он любит другую.
— Ох, батюшки! — мама вновь всплескивает руками. — Слушай, у мужиков такое бывает. Особенно в среднем возрасте. Юре-то только тридцать четыре, но, может, просто раньше у него этот кризис начался, а? Они часто на каких-нибудь молодух западают. Эти дураки так стремятся избежать старения, доказать себе, что они еще ого-го!
— Это не тот случай, мама. Дело не в возрасте, и не в том, что его вдруг на молоденьких потянуло. Эта его любовь вообще старше меня, походу.
— Ты ее знаешь? – тут же прищуривается мама.
— Нет. Просто это Юрина бывшая. Причем, он любит ее еще со школы. А значит, они примерно одного возраста, — пожимаю я плечами.
Было бы мне легче, если бы это была просто смазливенькая молоденькая девчонка?
— Так, слушай, Мил, никаким бывшим мы нашего Юру не отдадим, поняла? Будем за него бороться! – мамины глаза воинственно блестят.
Мне вдруг становится смешно. Представляю маму с боевым раскрасом на лице в стиле командос. Нервно хихикаю. Но смех выходит невеселый.
— Не буду я бороться, мам. Он ее любит, понимаешь? Не просто переспал разок, а именно любит.
— Не понимаю, что это вдруг за любовь такая! Он же тебя любит, Эмилька! Я же вижу, как он к тебе относится! Ты и Тема для него все!
— Мам, я не знаю, что тебе сказать. Я тоже раньше так думала.
— А сейчас что? Что сейчас думаешь?
— А сейчас я думаю, что все это было ложью, мам. Все эти девять… да нет, все одиннадцать лет, что я его знаю. Все это время он мне лгал. Мне, вам, может, даже себе. Вот, что я думаю.