Предатель. В горе и радости
Шрифт:
И с женой мне сейчас совсем неприкольно. Поговорить бы с ней, а я не знаю, о чем именно и как выразить то, что я весь пронизан тихим раздражением.
А она не поймет. Она уже давно меня не понимает.
Ладно, суну в цветы в руки, как обычно, получу мимолетный поцелуй в щеку и разговоры ни о чем.
Если поинтересуюсь у нее, как дела, то выяснится, что она опять о чем-то попросила отца.
Для детей я еще нахер не пошел, а вот для жены я уже давно там.
— У кого-то тоже в семейном гнездышке проблемы? —
— Не придумывай.
— Да по тебе все видно, Гор.
Отталкивается от стены и скрывается на кухне. Вытаскивает из ящиков бокалы для мартини, банку оливок, а из холодильника — бутылку белого вермута.
— Как, кстати, твой старик?
У меня непроизвольно дергается верхняя губа. Вспышка агрессии, которой я тоже не могу найти объяснения.
— Ясно, — Вера открывает бутылку. — Не лучшая тема для разговора.
Сажусь за стол и откидываюсь назад, вытягивая ноги:
— С ним все хорошо. Живой.
— Дай угадаю, он не рад тому, что ты принял меня на работу, — Вера наливает в бокалы вермут тонкой струйкой.
— А не пойти ли ему нахуй? — хмыкаю я. — Это моя фирма. Мой проект, на который я у него ни копейки не взял.
— А у кого взял?
— На школьных обедах сэкономил, — перевожу взгляд на Веру. — Не все крутится вокруг моего отца, хотя… все все равно считают, что мне папуля помог.
— А он не отрицает.
— Нет, — улыбаюсь. — И он, сука, этим очень недоволен. Он знает, что ни при чем, и не лез ко мне с помощью в надежде, что у меня будет провал.
— Высокие отношения, — Вера усмехается, подносит к губам бокал с вермутом.
Вера не любит моего отца. Он до нее долго мягко и незаметно докапывался, пытался учить, что не стоит носить такие короткие юбки, что она красивая девочка, а не шлюха с трассы, и однажды получил в лицо “пошел нахуй, дядя. Кури бамбук”.
Конечно, после этого она не появлялась в нашем доме, а отец долго пребывал в возмущении, что эта мелкая стервь посмела открыть свой поганый рот. Как мало сейчас воспитанных девушек. Таких, как Ляля.
— Ты, что, опять отключился? — Вера щелкает пальцами перед моим лицом и опять пошатывается. — Ты такой пупсик, Гор. И знаешь, я даже в смелых мечтах не думала, что ты однажды будешь сидеть за столом на моей кухне. Такой весь мрачный и загадочный, а твоя жена сидит и ждет тебя.
— А ты все об этом, — отстраненно говорю я.
— Бесит она меня, — залпом выпивает вермут. — Она прямо та жена, которую тебе всегда хотел твой папаша, — отставляет бокал. — Это жуть какая-то, Гор. Я же помню ее. Другой была, а сейчас…
— Не говори о моей жене, — медленно выдыхаю.
— Ладно, — садится за стол, — если не о жене, то давай обо мне, — пьяно причмокивает. — Утешай меня, как у меня все будет хорошо. Либо увольняй, большой босс, — пытается кокетливо улыбнуться.
— Ты все
— Я сейчас тешу свое женское самолюбие, — подпирает подбородок кулачком. — Ты не с семьей, а со мной. Да, ты пожалел пьянь из прошлого, но для твоей жены это фиаско. И мне не стыдно, что я злорадствую.
— Вероятно, это фиаско, — запрокидываю голову и касаюсь затылком стены. — Как твой муж решился с тобой развестись? Как и что предшествовало этому?
Глава 34. У нас все хорошо
— Отдай телефон, — шипит Вера и тянет через стол руку, — дай я этому козлу позвоню и скажу, какой он мудила. Хуежник блядский…
— Протрезвеешь, — прячу смартфон, который отобрал у Веры, в карман, — позвонишь.
— Ладно, сыну можно позвонить?
— Нет, — достаю пачку сигарет. — Ты еле ворочаешь языком.
— Вали нахрен, — Вера обиженно отмахивается. — Задолбал. Нафига ты меня на работу ваще принял, а теперь еще тут сидишь? Катись к своей Лялечке.
Вскрываю пачку, вытаскиваю сигарету и неторопливо разминаю ее:
— Про развод ответишь, нет?
— Чо ты прикопался? — Вера кривится. — Развелись, потому что мудло. Потому что все на своем горбу тащила, а он по выставкам скакал. Творческая натура, — морщит нос, — нет, претензий к картиночкам его нет… Знаешь, какие мои портреты рисовал?
Сую сигарету в рот.
— Какие слова говорил, — подпирает лицо кулаком. — Тебе и не снилось.
— Любите вы красивые слова, да? — хмыкаю и щелкаю зажигалкой.
— Так они у него от души шли, — вздыхает. — В начале все от души шло, Гор. После тебя я просто офигела, как оно может быть. Это просто… Даже не верится, что все так было, а потом я залетела и по голове ударила реальность.
Затягиваюсь. Дым обжигает легкие.
— Хотя не ударила, нет… — качает головой. — Нихрена она не ударяла, Гор. Все очень незаметно пришло к тому, что он может послать меня на хуй. При сыне. Нет, я-то в долгу-то не оставалась, и сама часто перегибала, но… просто в какой-то момент видеть его не могла. Да еще эти натурщицы, — смеется. — Молодые, с маленькими аккуратными сисечками…
Вновь подливает себе мартини, кидает в бокал три оливки и опять смотрит на меня:
— По сравнению с ними я какая-то корова.
Замолкает, щурится и рычит:
— Сейчас ты должен сказать, что я еще ничего.
— На твои сиськи пол офиса пялится вечно, — пожимаю плечами. — Ты же их вываливаешь аж до сосков.
— Раньше они тебе тоже нравились, а потом ты на доску перешел.
— Началось, — выдыхаю густой дым.
— Может, у меня после это комплексы начались?
— У тебя и комплексы? Что-то незаметно, Вер, — усмехаюсь. — У нас в спортзале посещаемость повысилась, как ты туда начала ходить.