Предчувствие: Антология «шестой волны»
Шрифт:
Концлагерь размером в половину Евразии. Евроазиатский Союз.
И пятиконечная звезда на гербе — символ всех пяти частей света. Обозначение перспективы, так сказать.
Всё это удалось построить за какие-то двадцать лет. И теперь разрушить ЕАС изнутри уже невозможно. Наверное, надо немало пережить и узнать, чтобы принять для себя такую вот вроде бы простенькую идею: есть на свете вещи, которые делаются только грубой силой…
— …Скажу вам так. Я не знаю, за чтоя воюю, — но зато очень хорошо знаю, против
Браге ничего не сказал, но всем видом показал, что слушает.
— Какие у нас шансы на Юге?
Тут он ответил не сразу.
— С вашим проектом плана я знаком. Вам помогут… чем могут. Хотя возможностей у нас теперь совсем мало…
Я не стал спрашивать, у кого это — «у нас».
— Дело в том, — продолжал Браге, — что построить единый фронт всё равно невозможно. Так что, собственно… Наша часть плана в основном сводится к аккуратной сдаче. Прекратить оборону рубежей… кроме тех случаев, когда это тактически необходимо. Объявлять города открытыми, не допуская их превращения в «крепости» согласно приказам этого идиота…
Он не назвал «идиота» по имени, но я был уверен, что это замечание он допустил намеренно: чтобы промаркировать уровень разговора. Он предлагал максимальную, не зависящую ни от каких формальных условий откровенность. И призывал меня к тому же.
Откровенность… За откровенность — спасибо. Значит, нам сочувствуют, но на военную помощь нам рассчитывать нечего.
— …А ваша часть плана… Если вы хотите обороняться — то, вероятно, вам действительно следует заключать союз с Бонавентурой и уходить в горы. Лучше поздно, чем никогда. Мы не будем мешать, а чем сможем — поможем.
— Господин подполковник, — сказал я. — Когда мы приедем на место — вы берётесь побеседовать на ту же самую тему не со мной, а с моим командованием?
— Вы считаете, что это имеет смысл?
Практического — никакого, согласился я мысленно. Когда же вы наконец поймёте…
— Да. Я считаю, что имеет.
Он ничего больше не спросил, а я не стал торопить его. В конце концов, он ведь сам пошёл на контакт. До финиша у нас ещё будет время, чтобы обо всём договориться.
Когда надо — я умею быть очень настойчивым.
Вот ведь как интересно. Похоже, что моя беседа с фельдмаршалом всё-таки не прошла даром. Хотя сразу он мне этого и не показал, но… Так что тут мне, пожалуй, можно поставить пятёрку. Другое дело, что в имеющей место ситуации наши действия — любые действия — сами по себе бесполезны…
Ладно. Будем считать, что последнее неважно.
Почему-то именно после этого вывода я наконец смог расслабиться. Чего, в самом деле, волноваться. Съездил. Задание выполнил. Теперь вот возвращаюсь — причём с комфортом, что особо приятно…
Я даже заснул.
— Подъезжаем…
Браге сказал это тихо, как бы про себя, — но я проснулся сразу. Хотя вообще-то
Я огляделся и встряхнул головой, пытаясь окончательно понять, где я нахожусь. Потом надел фуражку.
Да, мы подъезжали. Гор больше не было — только холмы на горизонте. И вообще, эти места я уже узнавал.
По мере нашего продвижения к северу погода начала портиться. Сейчас небо опять было почти всё затянуто белой пеленой, и шёл мелкий дождик.
Кроме того, здесь было довольно холодно. А если ещё учесть, что три последние ночи я провёл почти без сна, — неудивительно, что чашка горячего кофе встала перед моими глазами, как вожделенное видение.
Ничего, подбодрил я себя. Скоро доберёмся и до кофе.
Мы уже были на окраине города. Вот замелькали первые двухэтажные дома. Вот знакомый железнодорожный мост, под которым мы сейчас проедем. Вот остаток крепостной стены с двумя маленькими сторожевыми башенками… Потом мы свернули на боковую улицу, соединявшую Старый город с лабиринтом здешних жилых кварталов, — и сразу за этим поворотом нас перехватили. От припаркованного к тротуару легкового «бофорса» отделился человек и сделал жест рукой: к обочине.
Мы затормозили. Браге сразу щёлкнул замком дверцы и вышел из машины прямо под дождь, а за ним, слегка помедлив, вышел я. С надеждой на то, что событие меня не затронет, следовало распрощаться. Стоявший на мостовой человек поприветствовал нас салютом — нам пришлось ответить. Кажется, это сбило заготовленную у Браге реплику, и человек заговорил первым.
— Извините, господин подполковник. В наши планы не входило вас беспокоить. Господин поручик, — он повернулся ко мне, — хочу попросить вас проехать со мной. Это недалеко и ненадолго.
— Кто вы? — спросил я, вдруг почувствовав очень противную сухость во рту.
— Моя фамилия Кроль. Франц Кроль.
Он чуть-чуть кивнул, обозначая поклон. Молодой человек, примерно мой ровесник, в тёмном пальто и чёрной с опущенными полями шляпе. Он всё время говорил очень вежливо, и уголки его губ были растянуты в лёгкую, едва намеченную улыбку.
Мотор «бофорса» работал, а на его номере рядом с цифрами виднелся знак: сдвоенные молнии. Две объединённые солнечные руны — эмблема Гвардии.
Кроль спокойно разглядывал нас.
— Вы не волнуйтесь так, — посоветовал он. — Вы отнюдь не арестованы.
— Объясните, в чём дело, — подал наконец голос Браге.
— Да я и сам не знаю, — сказал Кроль. — Знаю только, что это срочно… Так что не будем терять время.
Он распахнул передо мной дверцу автомобиля.
Я покосился на Браге — Кроль явно перехватил мой взгляд, и я разозлился на себя. Что подполковник может сделать? Что мы все можем сделать? Потребовать у Кроля документы? Ну, покажет он мне своё удостоверение — и что дальше? Можно подумать, мы приняли его за другого. За бандита, прикидывающегося полицейским. Ах, как это было бы здорово, если бы он оказался всего-навсего бандитом… Не глядя больше по сторонам, я влез в салон «бофорса». Кроме меня, здесь был ещё только водитель. Неужели они настолько нас не боятся? Мы ведь тоже вооружены…