Предчувствие беды
Шрифт:
То есть, главред наш по сути был эдаким вращавшимся в очень высоких сферах небожителем, спускающимся раз в неделю, а именно на общередакторскую планёрку, со своего Олимпа и затем не терпя возражений и не требуя при этом же объяснений, возвращался к себе. Разумеется, не обязательно в кабинет, перед которым висела соответствующая латунная табличка (она всегда должна была быть надраенной до блеска!) и путь в который преграждала своим восхитительным телом Карина – частенько он садился после планёрки в «Волгу» и уезжал. Куда – мы не знали, да нам и не полагалось, а Карина в любом случае хранила гордое молчание. Возможно, на встречу с Ельциным, ну или каким-нибудь другим депутатом или министром – разумеется, не лёгкой промышленности. Не исключено, что в «Арагви», в ресторан при ЦДЛ 10 или какое-нибудь новое кооперативное кафе. Как знать, может быть, того самого, чьим хозяином является каринин любовник –
10
Центральный дом литераторов, расположен в Москве по адресу: ул. Поварская, 50/53. В момент описываемых событий улица носила имя Воровского. В ЦДЛ был ресторан, попасть в который могли, как считалось, в советские годы, лишь избранные. И, разумеется, члены Союза писателей. Про ресторан при ЦДЛ писали многие писатели – например, Юрий Поляков.
Я мысленно перебирал все свои последние репортажи и не находил в них ничего особенного и выдающегося. Выдающегося – прежде всего за рамки нашей редакционной политики. То есть, очевидной причины для гнева, тем более в это междупраздничное время (забыл сказать, что календаре стояло 3 мая 1990 года), не имелось. Впрочем, и особых причин для похвалы тоже. Нет, разумеется, я бы не отказался стать одним из замов главреда или, на худой конец, возглавить родной для меня общественно-политический отдел, но что-то мне подсказывало, что пока мне ни то, ни другое не угрожает. В общем, пока мы шли по петляющим коридорам редакции от спортивного отдела до кабинета САМОГО, вопрос «а за каким, собственно, фигом я нужен шефу?» будоражил меня ничуть не меньше, нежели присутствие рядом Карины.
«Ну что, мужчина, взявший интервью у Ландсбергиса», – с этими словами Карина повернулась ко мне лицом и сильно затянула узел на моём галстуке, – «ну пуха тебе, ни пера!». Произнося это, она как бы случайно задела своей правой коленкой мою левую. Тут по голливудским стандартам я должен был крепко обнять её и поцеловать. Ну или она впиться своими замечательными губками в мои губы. Но мы, к сожалению, не в Голливуде, а в Москве, а посему я лишь сказал: «К чёрту!» и постучал в дверь кабинета главреда.
Глава 2.
«Да, в свете нынешних реалий это вполне возможно. Вполне…», – главред говорил по телефону и одновременно с этим кивком и указательным пальцем правой руки показал мне на стул, стоявший напротив его вращающегося вокруг своей оси кресла. Точнее не совсем напротив, а напротив через дубовый стол, всем своим видом подчёркивавший высокий статус хозяина кабинета. «Да, думаю это вполне», – шеф продолжал беседу с невидимым собеседником, а я тем временем сначала посмотрел на портрет Горбачёва, висевший аккурат над креслом главреда (пятно заретушировано – мысленно отметил я!), а затем на стоявший между нами письменный стол. Чернильный прибор был явно прямиком из сталинской эпохи – я так мысленно и увидел его на столе у кого-то из сталинских наркомов (как знать, может даже и Берии), а вот свёрнутую газету я так и не смог идентифицировать. Впрочем, судя по всему, она была явно московской, а то и центральной. Ещё лежали какие-то стопки писем, листы бумаги с каким-то текстом, явно напечатанным на машинке и ручка. Скорее всего это и был тот самый «Паркер» про который в редакции ходили легенды и который шефу якобы вручил не то лично Яковлев – в таком формате этой легенды «Паркер» был некогда вывезен дарителем из Канады, где «архитектор перестройки», как известно, провёл несколько лет, не то Майкл Дуглас 11 – такой вариант был возможен, когда наш шеф был с делегацией в Штатах в 87-м году и якобы встретился на каком-то мероприятии со звёздами Голливуда.
11
Майкл Кирк Дуглас (англ. Michael Kirk Douglas; род. 25 сентября 1944, Нью-Брансуик, Нью-Джерси, США) – американский актёр и продюсер. Обладатель двух премий «Оскар», шести «Золотых глобусов», а также премии «Эмми». Сын известного актёра «золотой эры» Голливуда Кирка Дугласа. На 1987 год он уже успел получить «Оскара» как продюсер за фильм «Пролетая над гнездом кукушки», премию «Эмми», а также 4 «Золотых глобуса» как актёр и продюсер.
Минуты через 2 после того, как я переступил порог начальственного кабинета, главред наконец-то пожелал здоровья своему собеседнику и положил трубку телефонного аппарата. «Валерий Сергеевич?», – скорее спросил, нежели произнёс он утвердительно, считая, видимо, что кивка головой при моём входе в кабинет вполне достаточно для приветствия. Услышав от меня, что Валерий, но не Сергеевич,
– Валерий Александрович, а что Вы знаете про Элурмийскую АССР?, – неожиданно спросил он и даже как-то пристально посмотрел мне в глаза. До этого момента, кстати, почти всё время моего пребывания в его кабинете он смотрел мимо них, а то и вовсе как бы помимо меня.
Я честно признался в ответ, что в школе по географии у меня, конечно, была четвёрка, но исключительно по той причине, что у нашей учительницы была собственная система оценивания знаний учеников, причём основываясь на градации таковых, и я, будучи мальчишкой неглупым, не особо хулиганистым, но и не претендующим на право быть отличником, заслуживал «4». Собственно, знания предмета как таковые, равно как и качество выученных параграфов, красота или полное отсутствие таковой на нарисованных мною контурных картах, умение ориентироваться с указкой на карте не контурной, но настоящей географической, а также и по глобусу, на оценку не влияли никак. Как следствие, изучением этой самой географии (она же еоргафия, наука недворянская!) я совершенно не озадачивался, а потому об Элурмийской АССР познания мои сугубо смутные и вряд ли могущие претендовать даже на звание поверхностных. Об этом я честно, кратко и ёмко поведал главреду, оставаясь по-прежнему в неведении относительно того, за каким же фигом я ему понадобился.
– Что ж, тоже неплохо, я примерно этого и ожидал, – небожитель скорее пробормотал это, глядя куда-то помимо меня и думая, кажется, совершенно о другом. – На самом деле из редакции в Северосибирске раньше бывал только Авдеич, но его посылать нельзя.
Авдеич был живой легендой нашей редакции. Пришёл работать к нам он, кажется, ещё при Сталине и доработался до нынешних перестроечных времён. Он уходил лишь раз, в период глубокого брежневского застоя, причём ушёл не просто так и абы куда, но главным редактором в какой-то провинциальный литературный журнал, получив к тому же в этой самой провинции неплохую жилплощадь. Вернулся в наш журнал он скорее победителем, заняв вожделенный им пост завотдела, причём именно того отдела, которого и хотел, а не неважно какого. Почему послать его в Северосибирск было нельзя, я не особо понимал, да и не собирался вникать.
– Так вот, – главред продолжил говорить – теперь уже погромче, но всё равно скорее глядя мимо меня, – в этом самом Северосибирске могут начаться какие-то важные события. Город, якобы, бурлит. Там атамана казачьего убили, причём на Пасху. Ну и не только это….
– Я же не криминальный репортёр, Виталий Васильевич, – я попытался отказаться от задания, значение которого я решительно не понимал, а потому совершенно не хотел выполнять.
– Валерий, хм, Александрович, – главред взглянул опыт-таки мимо меня, но теперь я точно понял, что на дверь, – так вот, если Вы думаете, что какое-то рядовое убийство может быть нам интересно, то Вы некоторым образом заблуждаетесь. Голубчик!, – тут он наконец-то опять соизволил посмотреть на меня, – голубчик, на самом деле, в последние полгода в редакцию пришло немало писем именно из этой республики и в основном именно из Северосибирска. И многие письма шлют лично мне!
Кто бы сомневался, что шефу: а). это льстило и б). он не мог промолчать об этом. Естественно, льстит, когда именно тебе как редактору самого читаемого в стране журнала пишут со всех уголков страны и рассчитывают на тебя чуть ли не как на последнюю инстанцию. Ну или на предпоследнюю перед Крючковым, Ельциным, Горбачёвым и самой Аллой Пугачёвой.
– Так вот, наиболее интересные письма я отложил и отдаю тебе, – главред взял пачку писем, лежавших у него на столе, и протянул мне. Впрочем, протянул столь удачно, что потянуться в итоге за ними пришлось мне – вот оно преимущество больших начальственных столов, позволяющих в любой почти что момент показать, кто в доме, сиречь в кабинете хозяин. – И не вздумай их потерять!
Я, разумеется, заверил главреда, что терять ничего не собираюсь и что вообще статус «Маша-растеряша» никогда не был мне присущ. Ещё я попытался тактично намекнуть, что неплохо бы командировать меня в Горький, где, как я понял, кажется, появился новый интересный молодой политик, который уже сумел добиться остановки строительства атомной станции теплоснабжения. О том, что попутно я хотел погостить у своих дяди и тёти, вкусив прекрасного заливного из волжского судака, я тактично умолчал.
– Немцов, да я слышал про него… Он недурственен… Но пока рано, – тут шеф опять обратил свой взгляд на меня, причём даже остановил его, не став обозревать дверь, равно как и другие части своего кабинета. – Так вот, Валерий, в Северосибирске, ещё раз повторяю, не только криминал. Там и экологии выше крыши, и взяточничество, и кумовство. И даже, – тут он зачем-то понизил голос, – ухудшение межнациональных отношений.