Предчувствие смерти
Шрифт:
«Он ни слова не сказал о том, как себе представляет наши отношения после отпуска, — подумала Вера. — Что ж, курортный роман короток по определению. Спасибо тебе, Андрюша, за то, что ты был в моей жизни, пусть и недолго». Все эти мысли она сумела переварить с совершенно спокойным, никак не изменившимся лицом. Профессиональная привычка не демонстрировать свои чувства, когда этого не следует делать, помогла и на этот раз. Вслух она сказала:
— Честно говоря, я бы очень удивилась, если бы мы сегодня поехали. Но завтра, когда мои туристы вернутся, мы поедем. Надо
В это время они уже открывали тяжелую парадную дверь старого дома по улице Карла Либкнехта. Дверь с другой стороны парадного, ведущая во двор, была настежь распахнута, и почему-то была раскрыта дверь съемной квартирки. И все посторонние мысли разом вылетели из головы у обоих.
— Наверное, Алла забыла закрыть, — почему-то шепотом сказала Вера.
Андрей приложил палец к губам, прокрался к двери, ведущей во двор. Чего угодно можно было ожидать после всех отпускных приключений, но того, что они увидели во дворе, вообразить было никак нельзя.
Двор был перегорожен бельевыми веревками. Кое-где висели разноцветные тряпки.
Посреди двора стоял таз с мокрым бельем.
Возле таза навзничь лежала Алла, на ней был Верин халат, весь пропитанный кровью.
А возле Аллы стоял Иван Жаровня, и руки его были в крови.
13. ВСТРЕЧА В ВЕРХАХ
Вера не сразу узнала Ивана: он был бледен до синевы. Андрей тоже застыл в изумлении. В это мгновение где-то справа стукнула форточка и по ушам ударил пронзительный женский визг. Жаровня вздрогнул и посмотрел на свои руки.
— Не, — хрипло вырвалось из его груди, — не…
Все, что происходило в эту секунду, и все, что будет через минуту, через пять минут и через час, — все разом увидела Вера.
Крупно — халат.
«Она в моем халате. Господи, вот дура…
Слева разрез, дырочка маленькая, а крови — будто поросенка резали.
Мастерски…
Какое же у тебя некрасивое лицо.
А я ничего не почувствовала. Потому что ты мне никто.
А если бы это была я? Интересно, почувствовала бы?
Стоп, стоп, хватит. Возьми себя в руки!»
Пай потянул в сторону дома и заскулил. Вера отдала поводок Андрею, молнией подскочила к Ивану, резко дернула его за воротник рубахи.
— Смотреть в глаза, — жестко сказала она.
Иван повернул голову и навел на Лученко свои глаза цвета крепко заваренного чая, с расширенными зрачками.
— Слушать меня. Внимательно. Я тебе помогу. Где записан телефон, вспоминай.
— К-какой телефон?
— Тебе весной звонил очень вежливый, солидный человек, обещал, что в этом году не будут беспокоить, дадут раскрутиться. Дал свой телефон. Ну? Телефон. Быстро.
— У Галки, — выдохнул Иван. — В большой записной книжке, коричневая кожа… Баев фамилия…
Вера отпустила воротник. Иван зажмурился, помотал головой.
— Держись, — сказала Вера. — Держись и терпи.
Ничего не понял Андрей из этого диалога, он не смотрел на них: не мог оторвать взгляда
Затопали где-то по лестнице, поблизости раздались громкие голоса, вбежали во двор милиционеры. Вера вспомнила, что милиция совсем рядом, у развилки улиц, за домом-музеем Грина. Крик «стоять!» заглушил ненадолго все остальные звуки. Двор наполнился людьми в форме и без, началась обычная в таких случаях суета. Смешались охи и ахи, возгласы удивления и злорадства, фразы «В наручники его», «Прошу пройти» и «Вот здоровенный, гад». Казалось, будто августовская жара, сгустившись, накрыла двор этим шумом и беготней, шарканьем ног и говором зевак.
Ивана увели. Андрея и Веру оттеснили от мертвого тела, взяли под локотки. Сидя уже у себя на кухне, Вера отвечала на вопросы милиционеров, раз пять показывала свой паспорт. С Андреем разговаривали в другой комнате. Вера злилась на себя за то, что не может сосредоточиться, что глухой шум в ушах мешает ей соображать.
Их с Андреем попросили пройти в отделение. На улице оказалось, что шум в ушах был свистом поднявшегося ветра. Ветер нес вдоль улицы желтую пыль, сыпал ее в глаза. Солнце тускло светило сквозь желтое марево.
Вера категорически отказалась расставаться с Паем после всего, что случилось, и взяла его с собой. Во время бесконечных бесед песик беспокоился и поскуливал: ему не нравилось в отделении, Вера поглаживала его выпуклый лоб, ей самой становилось от этого легче. Через три часа, после подписания нескольких бумаг, многократных предъявлений паспорта и бесед с новыми милицейскими должностными лицами Веру и Андрея неохотно отпустили.
На улице стемнело, небо заволокло тучами, ветер усилился еще больше и гнал по тротуарам шуршащие бумажки и свистящие полиэтиленовые кульки, с гулким барабанным стуком прокатились пластиковые бутылки.
— Вера, ты поняла? — заговорил Андрей. Он обнимал Веру за плечи, будто боялся, что она куда-то денется. — На этой Алле был твой халат. Это же тебя должны были убить! А они решили, что Иван убил Аллу. Потому что у него с ней были «отношения». Что она захотела сообщить жене, а Иван этого не мог допустить. Ведь он тогда остался бы без всего, без дома своего и без сада. Ты поняла, к чему ведут их хитрые вопросы?!
— Молчи, — сжала его руку Вера. Она все понимала, но не позволяла своим чувствам включиться. Страх, жалость, тревога, ярость — все, что могло помешать действовать, было задвинуто ею на самые задворки сознания и заперто в клетку. — Звони Галине, быстрее. Только ничего не говори, дай мне.
Она протянула Андрею свой мобильный. Он набрал номер, протянул трубку, сказал:
— Может, домой?..
— Успеем, некогда, — махнула рукой Лученко, но двинулась все же вдоль улицы, придерживая сдуваемую ветром соломенную шляпку. — Алло! Галя? Возьми телефонную книгу в коричневой коже, открой на букву «Б»… Да Вера, Вера, потом все объясню, ты книгу скорее давай!.. Так, ищи Баева. Нашла? Как? Антон Ростиславович? Вице-президент Киммерийского союза предпринимателей, поняла. Диктуй. Ноль шестьдесят семь… Записываю.