Предлесье

Гром Макс

— Всё. — Сказал парень.

Народ невольно вздохнул.

Ксения подошла к ямке, могиле, и положила в неё коробочку. В деревянном ларце лежали ручные часы. Илья их всё носил, снимая лишь, когда шёл на разведку. Зеки эти часы не отняли, монстры не разбили, они пережили своего хозяина, и теперь будут похоронены за место него.

Стёпа закидал могилу землёй. Старик поставил рядышком крест и проговорил обязательные для себя слова:

— Упокой, Господи, душу раба Твоего новопреставленного Ильи, и прости ему вся согрешения его вольная и невольная и даруй ему Царствие Небесное. Во имя Отца

и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Постояли минутку, молча. Двое суток они только и делали что говорили, отдаляясь от адского бункера, решали, как быть, что делать. Ничего в итоге не решили. То убежище являлось их единственной надеждой. Куда теперь податься было не ясно. В радиоэфире царила паника, все бежали, кто куда, прятались, умирали. Организованной эвакуации на заражённых территориях не существовало и не могло существовать. Опасность царила повсюду, поджидала за каждым углом и кустом.

Попытки собрать всех в одном месте были, и не однократно. То одни, то другие группы военных созывали людей на точки сбора. Но туда почти никто не шёл, ведь всегда такие сборы оканчивались побоищем. Слишком шумной, лакомой целью была толпа людей.

— Кхе-кхе. — Рустам прокашлялся перед началом слов. — Я… я хочу кое-что сказать об Илье… — Водитель вышел вперёд. — Он был… не плохим человеком.… М-да, не плохим. А ещё… ну… храбрым, сильным… порой слишком честным. Он… э-э… всегда говорил то, что думал,… не любил он скрывать свои мысли о людях, даже если от этого ему могло прилететь.… Вот, в общем.… Пускай бог его хранит. — Рустам вернулся на место.

— И радоваться он умел,… когда другие не могли. — Сказала Ксения. — Как тогда, когда мы автобус из… грязи вытолкали. Мы все грязные, потные, еле дышим, а он… с улыбкой, радостью такой… искренней кричал: «Смогли!».

Люди непроизвольно улыбнулись. В головах промелькнул тот момент.

— Ла-дно хлопцы. Дольше ос-та…ваться небезпечне.

Народ пошагал к автобусу.

— Ты бледная. — Сказал Вадим жене.

— Мне плохо. Тяжело это всё переживать. Мы добрались до момента, когда начали умирать, и, мне страшно. — Ответила ему Арина, держась за живот.

— Может тебе показаться Ксении? В твоём положении всякое может быть.

— Её сейчас лучше не трогать. Если мне плохо, то ей больно, очень больно. — Арина помолчала до подхода к «Вояжу» и потом взглянула на мужа. — Я хотела тебя попросить…

— Хорошо. — Ответил Вадим на недосказанную просьбу.

Он отвёл Арину в автобус и взял баллончик с краской.

— Снова писаць? — Спросил Алес.

— Ага. — Кивнул Васильев.

— Тогда, закрыен тебя. — Сказал поляк и встал напротив входа в «дом».

Вадим подошёл к сохранившемуся строению на остановке, взятому в клещи кустарником. Он потряс баллончиком и написал такие слова: «Папа, мы едем дальше на восток. Догоняй. Целую». И ещё в конце мордочку кошки пририсовал. Отличительный знак. Арина говорила, что отец её в детстве «кися» называл. Глупо, как и то, что сейчас делал Вадим. Не мог старик выжить. Давно бы отправил весточку через радио, если бы до сих пор дышал. Или догнал. С тех пор как он позвонил во время их захвата зеками, от него не было вестей. Радио не издавало его голос. Все телефоны остались в тюрьме.

Но Васильев

не отказывался от этого дела. Напротив, соглашался сразу же. Убежище изгнало их голодными пастями, Илья погиб, топлива остаётся всё меньше. Поэтому, вот эти надписи были тем, что осталось от их надежд. Крохи, жалкие и убогие, не достаточные для спасения утопающих в отчаянии разумов.

Как только Вадим зашёл в автобус, путь продолжился. Алес с Рустамом решили, что надо дотянуть до города Котельнич, найти там топлива и провианта, а может и остаться на ночь. Часы показывали, шесть часов вечера. На более, или менее безопасную и осторожную проверку Котельнич, может уйти значительное время. До темноты справиться не удастся. Ильи больше нет. Из помощников у поляка теперь имелись одни гражданские без серьёзной военной подготовки. А с таким составом разведгруппы, уверенно не поработаешь.

Котельнич показался ровно в семь. «Лес» потрепал его, как немецкая овчарка котёнка. От города лежали ошмётки тут и там. Отдельные улицы ещё узнавались, не поглощённые до конца враждебной растительностью. Дорога к Кирову прекратила своё существование. Южное направление, по улице Победы, ещё было доступно.

— В тот двор. — Алес показал налево.

Рустам кивнул и спрятал автобус за домами.

Детскую площадку во дворе, смело к стене пятиэтажки, мощными корнями дерева. Соседнее здание рухнуло и поросло вьющимися стеблями. По асфальту ползла лёгкая дымка. Тень от дома мешала солнцу полноценно уничтожать ядовитые пары.

Вадим, Алес и Стёпа облачились в комбинезоны, надели противогазы и взяли оружие. Борис Климентьевич прибавил к снаряжению, защиту для предплечий, локтей и коленей, сделанных из кожи и металлолома.

Аринаподошла к мужу и поцеловала его в одно из стёкол противогаза, оставив след от губ.

Васильев усмехнулся и обтёр стекло.

— Вы мальчики как настоящие сталкеры. — Арина хохотнула.

Стёпа шуточно встал прямо, выпятил грудь.

— Се-рьё-зней, прошен. — Сказал Алес, подходя к выходу.

— Ребят, вы сразу пройдите обратно по дороге. Я там заправку заприметил. — Попросил Рустам.

— Мы хотели сначала проверить дома, чтобы знать безопасно ли здесь, и чего-нибудь полезного из них скоммуниздить. — Ответил на запрос друга Вадим. — Вот как проверим их, так сразу к заправке сбегаем.

Погода решила сегодня не улучшаться. Солнце совсем спряталось за облаками. Зелёный дымок сгущался, скоплялся в низинах, воронках, подвалах, валил из разбитых окон, раскрытых подъездов.

Трое людей подобрались к ближайшему подъезду, огляделись, заглянули внутрь, освещая углы фонариком.

На полу был брошен чемодан с вмятиной. Лестница устрашала пришлых засохшими пятнами крови и мелкими кусками фарша. Труп отсюда утащили, длинный след вёл на улицу и к двери в подвал.

Группа прошла по лестнице и проверила двери. Все были заперты, кроме одной. В неё и вошли.

Квартирка тут же заразила гостей чувством уюта. Простенькое, не богатое жильё годами насыщалось любовью хозяев, заставлялось вещами, наполнялось запахами. Жившие здесь люди, любили это место и оставили частичку этой любви здесь. Она отчётливо ощущалась до сих пор.