Предлесье
Шрифт:
17 июля 2020.
Позавчера умерла мама. Мамочка. Мне не написать все, что я сейчас чувствую. Я лежала несколько дней в отрубе. Не могла подняться с кровати. Когда не спала, плакала, когда спала, стонала. Я видела кошмары о том, как мамочку ужалило то растение что убило её, как она лежала с гниющей ногой и температурой под сорок, и мы ничего не могли сделать. Лекарства не помогали. Врач, добравшийся до нас с риском для своей собственной жизни, лишь развёл руками. Уже было поздно. Яд попал за пределы ноги, ампутация
21 июля 2020.
Папа нашёл чью-то нычку в соседнем доме. Сказал, что одному ему всё не снести. Придётся помогать.
25 июля 2020.
Папа тоже. Я одна. Мне плохо. С каждым днём всё хуже. Укусы насекомых словно горят и распухают. Я похожа на чумную и чувствую себя так же. Это всё. Конец. Я знаю это. Еда не лезет в меня, постоянно хочется пить. Подниматься с кровати всё сложнее. Чтобы заснуть, я принимаю снотворное. На этот раз приму больше. Хватит с меня».
Последние строки читались с большим трудом. Подчерк стал почти не разборчивым.
Вадим закрыл дневник. Девочка пережила слишком много для своего возраста и умерла в мучениях. Но умерла ли? Васильев подумал, а ему точно послышался тот голос? Возможно, что она до сих пор лежит там живая из-за безумного, чудовищного чуда. Чувствует, как внутри её тела ползают чёрные жуки.
Содрогнувшись, Вадим убрал дневник, перевернулся на другой бок, лицом к свету, попытался забыть, о чём думал только-только. Получалось не ахти как.
— Идите все есть. — Созвала к себе народ Арина.
Стёпа подлетел к столу самым первым и занял любимое место.
— Что у нас сегодня? — Спросил он.
— Рис. — Ответила Арина. — Держи.
Парень взял тарелку и, не дожидаясь никого, начал трапезу.
Вадим слез с кровати, размял спину. Тело устало.
Люди собирались у стола. Борис Климентьевич подошёл с Лёшей. Они вместе ковырялись в радио. У мальчика появился живой интерес к познанию всякого.
Васильев заметил, что Ксения не собиралась ужинать. Медсестра всё лежала, но, уже не рыдая, а смотря в одну точку на стене.
— Ксень пойдём есть. Ужин готов. — Сказал ей Вадим.
Ксения не отозвалась и вообще никак не отреагировала на слова Васильева.
— Ксень. — Вадим дотронулся до её плеча. Женщина тут же его отдёрнула.
Арина увидела происходящее и тоже подошла к подруге.
— Тебе нужно поесть. — Сказала девушка. — Я понимаю, что ты сейчас сломлена, но нельзя же…
— Нихуя ты не понимаешь. — Озлобленно прервала Арину Ксения и взглянула на парочку. Какой же гнев был в её глазах. — Вы оба ничего не понимаете. Откуда вам. Счастливая блять парочка. Вам жизнь всё на блюдечке с голубой каёмочкой подавала. Всё у вас сук легко и просто получалось. Всё вам-вам. А мне хуй. Мне жизнь в одиночку.… Ни мужа, ни детей. Только день за днём «утки» за больными убирать, получая копейки.… Впервые в жизни я счастлива была с Ильёй, но и его у меня отобрали…. Потому что вот вам сукам всё, а мне ничего…. Отъебитесь… — На этом она закончила и снова отвернулась к
— Да как ты.… Да как ты… — Хотела что-то ответить Ксения, но Вадим её увел, посадил за стол.
Народ молчал. Стёпа живал рис.
— Она это не со зла. У неё просто горе. — Сказала Марк. — Потом оклемается, и всё разрешиться.
— Я знаю, что горе, но всё равно обидно. — Арина вздохнула. — Мы с ней всегда были добры. Делились, чем могли.
— Дадим ей время Арин. Позже поговорим. — Сказал Вадим, беря ложку.
Жители автобуса начали трапезу. К одиннадцати закончили и легли спать.
***
— Вроде там чисто. — Доложил Стёпа.
Алес взял у парня бинокль и сам посмотрел.
Заправка тихо стояла возле дороги. Ничто в ней не рыпалось, не издавало лишних звуков.
— Ходзьмы. — Приказал Поляк и обошёл машину, за которой пряталась группа.
Вадим и Стёпа пошли за ним.
Три человека в лучах рассвета пробежали вдоль проезжей части, спрятались среди теней деревьев, посмотрели ещё раз на заправку и подошли к ней ещё ближе. Нельзя было спешить, делать неверные шаги. За городом, или на его окраинах, слышался замогильный вой. Улицы заросли плотоядными растениями, жрущие всех подряд. Кости людей и чудовищ лежали на асфальте и в грязи. В окнах, кажется, блуждали неясные тени, следили за людьми, дожидались чего-то.
Группа добежала до заправки, перебравшись через стену из машин.
Люди прижались к холодному и влажному бетону здания. У Вадима жгло лёгкие. Сколько бы он не бегал в противогазе, но привычным это дело для него так и не стало. Фильтры пропускали жалкие крупицы вдыхаемого воздуха.
На плечо Вадиму упала рука. Васильев вздрогнул и посмотрел на Алеса. Поляк указал на участок земли напротив чёрного выхода. В тёмной грязи, наполненные влагой, виднелись следы ботинок.
— Свежие. — Прошептал Алес и пошёл к двери, держа оружие на изготовке.
Дверь была взломана и слегка приоткрыта.
Поляк не пошёл дальше. На земле была не одна пара следов, а четыре. Значит, возможно, что трое проверяли помещения, оставив четвёртого на стрёме, или даже двух.
Алес взял в левую руку карабин с привязанной к нему верёвкой, пристегнул к еле держащейся ручки двери и резко дёрнул.
Из коридора вылетел грохот двух ружейных выстрелов. В кусты улетела крупная дробь.
— Блять! Ребята! Тревога! — донеслось эхо до ушей Вадима.
Алес заглянул в проход. В полутьме потрёпанный мужик перезаряжал двустволку. У него тряслись руки, адреналин и спешка приводили к ошибкам. Он не мог сунуть патрон в ствол.
— Стаць! — Грозно крикнул поляк и ослепил противника светом фонарика.
Мужик бросил ружьё и поднял руки над головой.
— Не стреляй! Я не хотел! Случайно! Случайно вышло! Думал, твари полезли!
Группа вошла в здание. Мини-маркет заправки не раз был разграблен. День за днём всё вновь и вновь, превращаясь в сцену драматических историй людских вылазок. Заправка повидала стрельбу, грызню, и сейчас, им предстояло узреть это ещё разок.
Из-за кассы вылезли трое с ружьями, одетые в охотничий камуфляж и грязные обмотки.