Предложение джентльмена

Куин Джулия

Бенедикт, чтоб ему пусто было, расхохотался.

— Вот это да! Здорово ты умеешь уходить от ответа.

Софи снова раскрыла книгу.

— Я читаю, — объявила она.

— По крайней мере пытаешься читать, — прошептал Бенедикт.

Не дочитав последних двух параграфов, Софи перевернула страницу. Параграфы можно дочитать потом, после того как Бенедикт уйдет, а сейчас важно сделать вид, что она его игнорирует.

— У тебя книга вверх ногами, — заметил он. Ахнув, Софи взглянула на нее.

— Вовсе нет!

— Но

ты все-таки посмотрела, чтобы убедиться, что это не так, — поддел ее Бенедикт. Софи вскочила.

— Я иду в дом, — объявила она. Бенедикт тотчас же встал.

— Уйдешь от такого чудесного весеннего денька?

— Уйду от вас, — уточнила Софи, хотя вежливость Бенедикта не осталась для нее незамеченной. Обычно в присутствии слуг джентльмены не встают.

— Жаль, — прошептал он. — А мне было так весело.

«Интересно, будет ли ему больно, если швырнуть в него книгой? — подумала Софи. — Вряд ли». А вот то, что он снова начнет над ней издеваться, — это точно.

Поразительно, как ему легко удавалось вывести ее из себя. Она отчаянно его любила — Софи уже давно перестала обманываться на этот счет, — и в то же время любая его колкость выводила ее из себя.

— До свидания, мистер Бриджертон.

— До скорого свидания, — уточнил Бенедикт, махнув рукой на прощание.

Софи остановилась, недовольная тем, что последнее слово осталось за ним.

— Я думал, ты собралась уходить, — насмешливо проговорил он.

— Я именно это и делаю.

Бенедикт молча склонил голову набок. Ему и не нужно было ничего говорить. Искрящиеся насмешкой глаза были красноречивее всяких слов.

Повернувшись, Софи зашагала к двери дома, но на полпути ее остановил голос Бенедикта:

— Платье у тебя просто очаровательное.

Софи остановилась и вздохнула. Пускай она из мнимой подопечной графа превратилась в простую горничную, но о хороших манерах никогда не забывала. Не стоит забывать и на этот раз. Обернувшись, она сказала:

— Спасибо. Это подарок вашей матушки. Насколько я помню, раньше это платье носила Франческа.

Бенедикт небрежно облокотился о забор.

— А что, прислуге всегда отдают старые вещи?

Софи кивнула:

— Конечно. Когда хозяевам эти вещи надоедают. Новые платья никогда не отдают.

— Понятно.

Софи подозрительно взглянула на него. Интересно, с чего это ему вздумалось выспрашивать ее про платье?

— Насколько я помню, ты собиралась идти домой, — заметил Бенедикт.

— Что вы замышляете? — спросила Софи напрямик.

— А с чего ты взяла, что я что-то замышляю?

Поджав губы, Софи бросила:

— Вы были бы не вы, если бы что-то не замышляли.

— Полагаю, это комплимент? — улыбнулся Бенедикт.

— Ну что вы, вовсе нет, я не собираюсь расточать вам комплименты.

— И все-таки мне хочется расценивать твои слова как комплимент, — тихо сказал Бенедикт.

Софи не знала,

что на это ответить, и промолчала. Однако и к дому не направилась. Так и осталась стоять, где стояла. Она и сама не понимала, почему, выразив желание остаться одной, не предпринимает к этому никаких попыток. Но то, что она сказала, в корне отличалось от того, что она чувствовала. Она любила Бенедикта и мечтала о жизни, которую ей не суждено прожить.

Она не могла на него сердиться. Конечно, он не должен был везти ее в Лондон против ее воли, но винить его за то, что он предложил ей стать его любовницей, у Софи язык не поворачивался. Бенедикт поступил так, как поступил бы на его месте любой великосветский джентльмен. Софи не питала никаких иллюзий относительного своего места в лондонском обществе. Она горничная, то есть простая служанка. И единственное, что отличает ее от остальных слуг, — это то, что в детстве она на некоторое время приобщилась к миру господ. Обращались с ней ласково, хотя и не любили, дали хорошее образование, после чего вышвырнули вон, показав, где ее место. И с тех пор она находится между двумя мирами, миром господ и миром слуг, и нет ей места ни в том, ни в другом.

— Что-то ты слишком серьезна, — тихо проговорил Бенедикт.

Софи слышала, что он сказал, однако никак не могла отрешиться от своих дум.

Шагнув к Софи, Бенедикт протянул было руку, чтобы коснуться ее подбородка, и замер. Было в ней что-то такое, что не позволяло это сделать.

— Не могу смотреть на тебя, когда ты такая грустная, — проговорил он, сам удивляясь собственным словам. Он вовсе не собирался этого говорить. Слова вырвались сами собой.

Софи подняла голову и взглянула на него.

— Я вовсе не грустная.

Бенедикт покачал головой:

— У тебя постоянно грустные глаза.

Софи машинально коснулась рукой глаз, словно хотела отогнать грусть, но Бенедикт перехватил ее руку и поднес к губам.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты поделилась со мной своими секретами.

— У меня нет никаких…

— Не лги! — оборвал ее Бенедикт, и голос его прозвучал строже, чем ему хотелось. — У тебя больше секретов, чем у всех женщин, с которыми я… — внезапно перед ним возник облик дамы с бала-маскарада, и он оборвал себя на полуслове, — чем почти у всех женщин, с которыми я знаком, — договорил он.

На секунду Софи встретилась с ним взглядом и поспешно отвернулась.

— Даже если у меня есть какие-то секреты, что в этом такого?

— То, что твои секреты доставляют тебе страшные мучения! — резко бросил Бенедикт, потеряв терпение. Ему надоело стоять тут и выслушивать ее объяснения. — У тебя появилась возможность изменить свою жизнь, сделать ее счастливой, а ты не хочешь этим воспользоваться.

— Я не могу, — прошептала Софи, и в ее голосе прозвучала такая боль, что Бенедикт тотчас же устыдился своей вспышки.