Предложение джентльмена

Куин Джулия

— За что вы меня ненавидите? — прошептала она. Не сводя с нее глаз, Араминта прошептала в ответ:

— Потому что он тебя любил.

Софи, потрясенная, молчала. Глаза Араминты злобно блеснули.

— Я никогда его за это не прощу.

Софи недоверчиво покачала головой.

— Он никогда меня не любил, — отрезала она.

— Но он одевал тебя, кормил. — Араминта недовольно поморщилась. — Он заставил меня жить с тобой.

— Но это нельзя назвать любовью, — возразила Софи. — Это чувство вины. Если бы он и в самом деле любил меня, он никогда

не оставил бы меня с вами. Он был неглупым человеком и наверняка догадывался, как вы меня ненавидите. Если бы он меня любил, он не забыл бы упомянуть меня в своем завещании. Если бы он меня любил… — Голос Софи прервался.

Скрестив руки на груди, Араминта насмешливо смотрела на нее.

— Если бы он меня любил, — продолжала Софи, — он нашел бы время со мной поговорить. Спросить, как у меня прошел день, что я сейчас изучаю, что я сегодня ела. — Судорожно сглотнув, Софи отвернулась: слишком тяжело было смотреть на Араминту. — Никогда он меня не любил, — тихо договорила она. — Он не умел любить.

Несколько секунд обе молчали, потом Араминта проговорила:

— Он ненавидел меня.

Софи медленно обернулась.

— За то, что не родила ему наследника. — У Араминты начали трястись руки.

Софи не знала, что сказать. А может быть, ничего и не нужно было говорить.

Еще несколько минут прошло в молчании. Араминта первой нарушила его:

— Сначала я ненавидела тебя за то, что он поселил тебя в моем доме. Ни одна нормальная женщина не согласилась бы приютить в своем доме ублюдка своего мужа.

Софи промолчала.

— Но потом… потом…

К огромному удивлению Софи, Араминта бессильно прислонилась к стене, словно воспоминания отняли у нее все силы.

— Но потом твое присутствие было мне живым укором. Какая-то сучка родила ему ребенка, а я, его законная жена, не смогла этого сделать.

Софи решила не вставать на защиту матери, понимая, что все равно ничего этим не добьется.

— Я не просто ненавидела тебя, — прошептала Араминта. — Мне был ненавистен весь твой облик.

Софи это нисколько не удивило.

— Ненавистен твой голос, твои глаза, так похожие на его глаза. Мне ненавистно было то, что ты живешь в моем доме.

— Но это был и мой дом, — тихо возразила Софи.

— Да, — ответила Араминта. — Я знаю. И мне это тоже было ненавистно.

Софи резко обернулась и взглянула Араминте прямо в глаза.

— Зачем вы пришли? — спросила она. — Неужели вам мало того, что вы сделали? Ведь вы добились, что меня отправят в Австралию.

Араминта пожала плечами:

— Я никак не смогла удержаться, чтобы не прийти. Так приятно видеть тебя за решеткой. Мне теперь придется мыться целых три часа, чтобы избавиться от вони, но это того стоит.

— В таком случае прошу меня простить, но я сяду в уголок и сделаю вид, что читаю книгу, — выпалила Софи. — Мне в отличие от вас не доставляет удовольствия вас лицезреть!

Она прошествовала в угол камеры и уселась на шаткую трехногую табуретку — единственный предмет мебели, — стараясь держаться с достоинством.

Араминта ее победила, что верно, то верно, однако не смогла сломить ее дух, и Софи намеревалась дать ей это понять.

Она сидела, скрестив руки на груди, спиной к двери, ожидая услышать удаляющиеся шаги. Не раздались. Араминта по-прежнему стояла возле камеры.

Наконец, когда прошло уже минут десять, Софи не выдержала и, вскочив, крикнула:

— Почему вы не уходите?

— Я думаю, — ответила Араминта, склонив голову набок. Софи хотела спросить о чем, но почему-то побоялась.

— Интересно, как там живут, в Австралии? — задумчиво проговорила Араминта. — Я там, естественно, никогда не была, да и никто из моих знакомых, людей культурных и цивилизованных, тоже. Но я слышала, там страшная жара. А у тебя такая светлая кожа. Вряд ли она вынесет жаркое солнце. Думаю, что…

Но что Араминта думала, так и осталось тайной — надо сказать, к счастью, поскольку, произнеси она еще одно слово, и Софи не выдержала бы, бросилась бы на нее и попыталась придушить голыми руками. Из-за дверей донесся какой-то шум.

— Какого черта?! — вскричала Араминта и, попятившись, заглянула за угол.

В этот момент Софи услышала голос, такой знакомый и родной.

— Бенедикт… — прошептала она.

— Что ты сказала? — спросила Араминта, но Софи ее уже не слушала. Вскочив, она бросилась к решетке и прижалась к ней лицом.

— А я вам говорю, пропустите нас! — бушевал Бенедикт.

— Бенедикт! — крикнула Софи.

Она уже забыла, что не хотела, чтобы именно Бриджертоны увидели ее в такой ужасной обстановке. Забыла, что считала, будто у нее с Бенедиктом не может быть будущего. Сейчас она могла думать только об одном: он пришел за ней, он здесь! Если бы Софи могла вышибить головой решетку, она бы это сделала.

Послышался громкий звук удара, потом глухой стук, как будто тело свалилось на пол, быстрые шаги, и наконец…

— Бенедикт!

— Софи! Господи! Как ты? — Просунув сквозь прутья решетки руки, Бенедикт обхватил Софи за щеки. Губы его нашли ее губы, однако поцелуй получился не страстным, а полным ужаса, смешанного с облегчением.

— Мистер Бриджертон? — взвизгнула Араминта.

Каким-то образом Софи удалось оторвать взгляд от Бенедикта и взглянуть Араминте в лицо: оно выражало крайнее изумление. Охваченная радостным возбуждением, Софи совершенно забыла, что Араминта понятия не имеет о тех узах, которые связывают ее, Софи, с семейством Бриджертон.

Это был один из самых замечательных моментов ее жизни. Пусть кто-то назовет ее мелочной, злопамятной, ничтожной, но Софи было приятно осознавать, что Араминта, мнившая себя пупом земли, только что наблюдала, как Софи поцеловал один из самых завидных лондонских женихов.

Бенедикт нехотя отстранился, легонько провел руками по лицу Софи и отошел от камеры. Скрестив руки на груди, он вперился в Араминту взглядом, способным, казалось, прожечь ее насквозь.

— В чем вы ее обвиняете? — грозно спросил он.