Предназначение
Шрифт:
Влада, слушая его, на руках вскинулась и в его глаза снизу заглядывает. Услада! Сама бы до такого никогда не додумалась. По телу сладкая истома разлилась.
– Только Роду и под силу такое. Сидит где – то на высоком месте и горбится от горя, когда видит, когда слышит, как люди этот лад, им заведенный, рушат. И Макошь от огорчения в своей светелке нет, нет, да веретено из рук выпустит. И все из рук валится потому, что слеза глаз застилает. Перепутается пряжа, порвутся нити в ее руках и сколько жизней не досчитается потом Род? А рядом Марана ждет, не дождется,
Радогор замолчал, глядя остановившимся взглядом перед собой. Лада боялась пошевелиться. Чтобы не вспугнуть его мысли.
– И чтобы не жить? Чтобы не ладить? – Тяжело, с надрывом вздохнул.
– Так нет же. Обязательно появится У – род. И Лада отвернет свое лицо от людей. И Макошь, слезами ульется, все нити перервет. Сколько их сразу оборвалось, когда на бэрий род наскочили из – за окаема? И работает она без устали, и веретено в ее руках вертится, и нить нескончаема, а слезы мешают. А Мара рядом, успевает только нити подбирать.
– Услада! – Прошептала она, щурясь от солнца… и счастья. – Хорошо то как. Услада… я и не знала, что это тоже я. Никто так раньше меня не звал. Ни батюшка, ни матушка. Даже няньке старенькой в голову не пришло.
Прижалась тесней к нему, но он осторожно приподнял ее голову с колен и встал. Чужой, далекий! И глаза смотрят холодно и жестко. Не на нее. На кого – то другого, кого рядом с ней видит. Пока поднималась, он уже в седло сел и взглядом торопит. И всегда так. Только до чего хорошего доберется, так сразу заспешит, заторопится.
– К ночи надо до трактира добраться. – объяснил он причину такой поспешности, заметив ее недовольный взгляд. – Ратимир сказал, как раз на дороге стоит.
Но ближе к вечеру она закапризничала, решительно заявив, что ни в какой трактир и ногой не ступит так, как клопов тьмы тьмущие, а тараканы у них в пастухах ходят. И многое другое, чему сам Род еще названия не придумал. И каждый из них только и ждет, чтобы изгрызть ее до самых косточек. Уж лучше она будет комаров кормит, которых к тому же пока и не видела, чем пойдет с ним в трактир.
Спорит не стал. Комаров кормить, так комаров…
Но на всякий случай спросил.
– А зубы от сухарей не заболят?
Но она про такие мелочи и помнить не хотела. И заторопила коня. Даже полянку выбрала сама. Пока расседлывал усталых коней, еду выложила на холстину и для костра хвороста натаскала. Радогору осталось только огонь разжечь.
– Леших ночью не забоишься? Кричать не будешь? – Ухмыльнулся он ей прямо в лицо, с хрустом надкусывая сухарь.
– Сам сказал, один он остался на всю округу. Да и знает он меня. И забоится он пугать. Берегиня озлится тогда на него. – Дерзко ответила она ему. – Или делать ему больше не чего, как добрых людей на дорогах пугать?
– А не добрых?
– Не добрые, те сами кого хочешь напугают. – Снова бойко отозвалась она, готовя постель для них из травы.
– А против них мечи наготовлены.
Радогор не мешал ее возне. Сидел, нахохлившись, как старый
Она же, закончив приготовления, упала в траву, повозилась, устраиваясь удобнее, и позвала.
– Радо!
– Спи, сейчас я…
И голос равнодушный, как из ледника. Словно не он сам Усладой называл.
Не утерпела, поднялась и подсела к нему, привалившись к его плечу.
– Сон из глаз бежит, когда тебя рядом нет. – Дремотно прошептала она. И сама заглянула в огонь, проследив за его взглядом. Показалось, а может сквозь дрему почудилось, что где – то глубоко, глубоко ворочается, злобится черное и страшное.
– Это он, Радо? У-род, о котором ты говорил? Которому все не в лад? – Со страхом спросила она и, не выдержав, плюнула в костер прямо на злобную тварь.
– Нельзя, Лада, в огонь. Обиду затаит тот, кто огнем повелевает. Симаргл.
Лада вздрогнула и, не скрывая тревоги, повернулась к нему.
– Так я же не в него, Радо. В того, другого.
– И все равно. Тот далеко. Даже не знаю, как далеко он. А огонь, вот он. У твоих ног…
Влада сразу присмирела и, от греха подальше, забралась под его руку.
– А какой он, Радо, этот… - Кивнула головой на костер. – черный, который смотрел на меня, будто растерзать готовился.
Радогор наклонился к костру и поворошил угли.
– Какой он, Радо?
Радогор пожал плечами.
– Сам не знаю. Я, когда его увидел, подумал, что Симаргл на Рода восстал. Как и он, в зверином теле летает по небу и голова птичья. А присмотрелся, ан нет. Оклеветал его. Симаргл себе песье тело берет. А у этого гладкое и, как бы с рыжа. С песьим не схоже. Симаргл, когда к людям является, словно в огне горит и золотом чистым отливает и, кажется, что не он, а сама радость на землю спустилась. Этот же черен, как ночь разбойная, варначья и злоба изливается, задохнуться можно. Одно слово – изгой! Вот он и озлобился на весь свет. И меч поднял.
Лада с усилием отвела взгляд от костра.
– Теперь уж верно не усну. – Уверенно сказала она и потянула его за руку. – Или не Услада я?
– Запомнила таки, что не надо.
– Я и про ворону запомнила. – Тут же многозначительно ответила она.
– Когда мне надо, я всегда памятливая.
И распустила ремешок подкольчужника.
Ночью Радогору спалось плохо. Громко стонал, несколько раз порывался встать. Но Влада, проснувшись, прижимала его к себе и, с трудом удерживая, как могла успокаивала его. И сама не знала, как ему помочь и не один раз готова была расплакаться от осознания собственной слабости и никчемности. А он все стонал и бился в ее руках. И успокоился только перед рассветом, когда забрезжила тонкая полоска зари по виднокраю. Открыл глаза, а в них сна как не бывало. Привстала на локте и наклонилась над ним, заглядывая в его, сразу осунувшееся, постаревшее лицо Провела ладонью по щеке.