Предопределение
Шрифт:
— Не обращайте внимание, — отмахнулся я. — Так вы говорите, что мой дядюшка и мой дед в этом тоже замешаны?
— Да, — кивнул барон. — Об их участии мне рассказал граф де Брольи.
— Значит, документов, подтверждающих ваши слова, нет?
— Увы, — пожал плечами барон.
Наш с ним разговор затянулся еще на час. За это время Луи де Роган ни разу не соврал. За этим внимательно следила сидевшая за его спиной льюнари.
Увы, но ничего интересного он мне больше не рассказал. В конце нашей беседы я предложил барону изложить все свои делишки на бумаге.
Хотя,
Сперва идея с признательным письмом Луи де Рогану явно не понравилась. Но когда я полностью развязал его и упомянул о том, что было бы хорошо, если бы под своей подписью он поставил еще и свою печать, в его глазах на мгновение мелькнула радость и надежда.
Он излишне торопливо взялся за перо и весьма подробно описал на десятке листов все, о чем мы с ним говорили. Закончив, он поставил свою подпись и, подняв голову, произнес, кивая в сторону дальней стены:
— Моя печать в сейфе. Вы позволите?
— Конечно, — произнес я.
Барон натянуто улыбнулся и двинулся в сторону дальней стены, где висел небольшой портрет какой-то черноволосой дамы в старомодном платье. Я же остался возле стола, с улыбкой наблюдая за его действиями.
Отодвинув картину, барон покопался немного с механизмом и открыл стальную дверцу. Затем он запустил руку внутрь сейфа.
Я видел, как напряглась его спина. Мгновение — и барон резко развернулся. В его руке мелькнул небольшой самострел. Приглушенный щелчок — и в мою сторону полетел короткий болт. На лице Луи де Рогана расцвела торжествующая улыбка, больше похожая на оскал.
Правда, спустя миг радость на лице барона сменилась ошеломленной гримасой. Болт, который по идее должен был торчать у меня из груди, сейчас находился в моей руке. Барон, похоже, даже не заметил, как я его поймал.
— Хм, если не ошибаюсь, яд скальной гадюки? — понюхав наконечник короткой стрелы, спросил я и под ошарашенным взглядом барона коснулся кончиком языка острия, которое было щедро обмазано желтой жидкостью.
Причмокнув несколько раз, я кивнул:
— Точно. Это он.
Рывок — и я замер в шаге от барона. Резкий удар — и отравленный болт пронзил его сердце.
Брезмон. Нижний квартал.
Тьма давила со всех сторон, заполняя подвал липкой, удушающей тяжестью. Воздух пропитался сыростью, а также запахами гнилой древесины, затхлой земли и плесени.
Гастон Лафор находился здесь всего лишь несколько часов, но, казалось, что эти запахи въелись ему прямо в кожу. Иногда эти ароматы перебивались резким запахом мочи и крови, явно не свежей. Похоже, этот подвал за последнее время принял много гостей.
Гастон сидел на земляном полу, прислонившись к каменной колонне. Он чувствовал, как вездесущий холод пробирался прямо к костям. Руки были заведены за спину и зажаты в колодки. Боль отдавала в плечи тупой
Иногда он слышал звуки. Где-то над головой скрипели половицы, иногда глухо хлопала дверь. Голоса раздавались приглушенно, слов не разобрать.
— Ублюдки, — рыкнул он пересохшим горлом.
За весь день они его так и не напоили.
Но несмотря на отчаянное положение, Гастон Лафор, капитан самой грозной когорты в легионе Отчаянных, был в ярости. Он ненавидел своих конвоиров. Он ненавидел людей, предавших его. И он ненавидел короля. Но прежде всего он был зол на самого себя. За то, что не смог опознать обман и тем самым подставил всех своих людей.
Он доверился Бернару де Ланкре, генералу Отчаянных. Старый друг предал Гастона. Если бы не письмо генерала, Лафор никогда бы не оставил свою когорту на южной границе и не отправился бы в Контерн.
Капитан был ослеплен радостной новостью. Маркграф де Валье сдержал свое слово. Он отправил письмо королю с прошением о помиловании всех Отчаянных, сражавшихся в войске его сиятельства, и Карл III удовлетворил это прошение.
И вот несколько месяцев назад Гастон получил то злосчастное письмо от генерала де Ланкре. Лафору надлежало прибыть в Контерн, чтобы принять пополнение и забрать грамоты о королевском помиловании всех бойцов его когорты.
Но вместо пополнения и грамот Гастона ждал арест. Он слишком поздно понял, за что его арестовывают. Больше полугода назад его когорта отказалась идти на восток Бергонии и усмирять местных мятежников. Раньше Лафору удавалось где взятками, а где и своим авторитетом избегать выполнения неприятных заданий. Он думал, что смог и в тот раз извернуться. Но нет, ему все припомнили. Гастон Лафор отказался стать палачом, и вот в Эрувиле теперь его ждала встреча с мэтром Сарсоном.
В день ареста Лафор решил вырваться из города. После чего он планировал добраться до своей когорты и уже вместе прорываться в марку Валье. Он верил, что, несмотря на сложившуюся ситуацию, Максимилиан примет их и обязательно придумает, как решить эту проблему. Если этого не сможет сделать маркграф, тогда никто не сможет. Лафор это знал наверняка. Но вырваться из города не удалось. В итоге, два десятка его бойцов были убиты, а он сам закован в цепи.
Некоторое время Лафора держали в Контерне, но потом с конвоем все-таки отправили в Вестонию. Иллюзий о своей судьбе, особенно после попытки освободиться, Гастон не питал.
Вчера они пересекли границу и сегодня вечером прибыли в Брезмон. Из обрывков разговоров его конвоиров Лафор понял, что здесь им предстоит пробыть около недели.
Невольно капитан оскалился. Он вспомнил дуэль маркграфа де Валье и барона фон Ноймарка здесь у стен Брезмона. Это было незабываемое зрелище. В тот день Лафора, наверное, впервые подвело его чутье. Он был уверен, что барон уничтожит мальчишку, но бастард сумел всех удивить. Причем впоследствии он продолжил это делать с завидной регулярностью.