Предопределение
Шрифт:
В глубине зала, окруженный невысокой каменной кладкой, находился Очаг — сердце ковена, питавшее магией его дочерей на протяжении многих поколений.
Сейчас он больше всего напоминал старое полуостывшее кострище. Но я чувствовал, как в глубине этого небольшого места силы все еще теплится искорка волшбы, дожидаясь, когда ей подбросят немного топлива.
Около двух десятков ведьм — от совсем юных девочек с широко раскрытыми глазами, до взрослых женщин с напряженными лицами — замерли вокруг Очага. В их взглядах смешались недоверие, любопытство и почтительный страх перед
Мать ковена вышла вперед и обвела внимательным взглядом всех своих дочерей. Как мне сказала Мадлен, перед тем как мы спустились вниз, ни одна из ее дочерей не проигнорировала ее зов.
В полумраке русые пряди старшей ведьмы слегка отсвечивали золотом, приковывая взгляды. В глазах Мадлен читалась твердая решимость продолжить начатое и сохранить ковен любой ценой.
— Мой господин, — обратилась ко мне Мадлен так, чтобы все слышали. — Вам позволено прикоснуться к Очагу.
По рядам ведьм сперва прошел дружный вздох изумления, а потом он перерос в недоуменный ропот. Уже то, что в этом священном для ковена месте присутствует чужак и не в качестве жертвы, само собой было уникальным событием. Но позволение прикоснуться к Очагу — это уже было из ряда вон.
— Молчать! — зло рыкнула Мадлен, и в зале снова повисла тишина.
Шагнув к центру зала, я слегка развел руки в стороны и потянулся к своему источнику.
— Пора пробудить ваш Очаг, — мой голос гулко отозвался под сводами подвала.
Наклонившись, я уперся ладонями в каменный пол рядом с очагом и позволил золотой мане заполнить руны, которые были выгравированы на камнях явно очень давно.
Руны вспыхнули, ярко и почти обжигающе. Почувствовав, что Очаг откликнулся, я сформировал крупный сгусток энергии и направил его через руки дальше по камню и рунным цепочкам, расходящимся в стороны от центральной плиты.
Ощущение было схоже с тем, как будто пытаешься продавить тонкий лед. Камни под ладонями слегка задрожали, а в глубине Очага возник яркий отблеск.
Я слышал, как сзади кто-то испуганно пискнул. Некоторые ведьмы, прикрыв глаза руками, шарахнулись назад. А вот Мадлен, наоборот, с горящим возбужденным взором сделала шаг вперед. Тем временем, когда золотое сияние достигло пика, я резко выдохнул и разорвал связь с рунами.
Тишина, повисшая в подвале, прерывалась тяжелым дыханием и треском факелов. Все собравшиеся завороженно следили, как в центре Очага клубилось странное мерцание, словно стайка светлячков пыталась вырваться наружу.
Старшая мать ковена медленно приблизилась к Очагу и, встав перед ним на колени, аккуратно, словно боясь обжечься, положила обе ладони на край каменной кладки.
— О, Пресветлая! — счастливо улыбаясь, произнесла Мадлен. — Дочери мои, я чувствую его Обновленное Пламя!
В уголках ее глаз застыли слезы радости. После ее слов все ведьмы, не сговариваясь, подались вперед. Краем глаза я заметил Ивонн. На ее щеках я заметил мокрые дорожки.
Выпрямившись и отерев ладони, я громко произнес:
—
Мадлен, продолжая стоять на коленях, обернулась и вопросительно посмотрела на меня. Все взгляды присутствующих скрестились на мне.
— Прежде чем все твои дочери присягнут мне, — обратился я к Мадлен. — Я сделаю так, чтобы больше ни один темный дух не смог переступить порог твоего дома.
Сказав это, я достал из внутреннего кармана изогнутый коготь гигантской химеры, той самой, которая почти прикончила Георга фон Линца.
Когда я уставший и голодный вернулся на свою временную базу, то застал все семейство Бризо во внутреннем дворе. Они сидели за длинным столом под навесом и ужинали. Судя по мрачным физиономиям, у них явно что-то произошло.
Я приблизился к столу и поздоровался. Осмотрев их лица, я заметил заплаканную мордашку Бриджитт и распухшее, словно небольшой древесный гриб, ухо Этьена. Старший сын Клер без аппетита ковырялся в своей тарелке, а на него периодически хмуро поглядывал Жан. Теперь понятно, кто оттаскал за уши парнишку.
При моем появлении Этьен прервался и на мгновение поднял на меня полные мольбы глаза и тут же, получив тычок от матери в бок, снова опустил голову, продолжая перемешивать остывающую еду в миске.
Я с улыбкой поздоровался и сел за стол. Микаэла поставила передо мной миску с дымящимся, аппетитно пахнущим рагу и ломтем свежего хлеба.
Взяв хлеб в руки и отломив кусочек, я макнул его в миску, а потом положил в рот. М-м-м… Вкуснятина… Хех… Если бы меня сейчас увидел Бертран, у него бы случился эпилептический припадок. Я, кстати, когда был в Лисьей норе, то успел понаблюдать за моим камердинером. Старик был, как всегда, молодцом. Только его взгляд мне показался немного потухшим. Ниссе сказала, что Бертран с момента моего отъезда регулярно посещал храм своей любимой богини равновесия Аделаиды, чтобы бросить подношение на чашу Великих весов. Хандрит старина.
— И тучи штормовые накрыли берег тот! — продекламировал я отрывок из пьесы Филиппа Бадина «Король-призрак», которая так нравилась Бриджитт.
— Иначе и не скажешь, — со вздохом произнес мэтр Бризо и бросил взгляд на раскрасневшуюся Бриджитт. — Даже и не знаю, чем все это может закончиться.
— А что произошло? — продолжая есть, спросил я.
— Да вот, кое-кому вздумалось погулять по городу без присмотра старших, — кивнул мэтр Бризо на Бриджитт и сидевшего рядом с ней Этьена.
Щеки мальчугана постепенно становились пунцовыми в тон его опухшему уху.
Я перестал есть и тоже посмотрел на эту парочку. Если от Бриджитт можно было ожидать все, что угодно, то на рассудительного не по годам Этьена это не было похоже.
Правильно прочитав мой взгляд, мэтр Бризо произнес:
— Да-да, Джек, ты правильно определил зачинщиков.
— Дядя! — воскликнула Бриджитт. — Я уверена, на моем месте вы поступили бы точно так же! Этьен не даст соврать… Из этих клеветников никудышние актеры. Они намеренно говорили всякие гадости и небылицы о маркграфе де Валье!