Предопределение
Шрифт:
— Вы уверены в том, что маркграф де Валье в этот раз проиграет?
— Абсолютно, — небрежно отмахнулся Оттон. — Я знаю Рикардо. Он наверняка сделал выводы из прошлых поражений. Бастард обречен.
Оттон повел рукой, отпуская первого министра, и тот вышел столь же тихо, как и вошел. Камин щелкал поленьями, раскалывая тишину. Где-то далеко за стенами дворца раздался стук копыт ночного патруля, а в коридоре мелькнуло отражение факела.
Король, сцепив руки за спиной, шагнул к окну, за которым простирался ночной Вольфсбург. При свете рассеянных фонарей улицы казались безлюдными, мертвыми. Гранатовый
За спиной Оттона послышался шорох.
— Докладывай, — произнес он, не оборачиваясь.
— Люди уже в пути, — послышался голос барона де Флави.
— Кто возглавил отряд? — поинтересовался Оттон.
— Капитан Кнут Хансен, — ответил барон.
Король улыбнулся и удовлетворенно кивнул.
— Это даже символично. Девку прикончит убийца ее брата.
Глава 21
Вестония. Эрувиль. Новая столица. Королевский театр.
Граф де Грамон сидел в глубине своей ложи, делая вид, будто увлечен постановкой, но на деле часто поглядывал вбок, где находилась ложа герцога де Бофремона.
После нескольких минут колебаний граф подозвал лакея и коротко прошептал ему на ухо, кивая на герцога:
— Передай его сиятельству и дождись ответа.
Лакей, с поклоном приняв из рук графа свернутый листок, исчез за тяжелой портьерой. Генрих де Грамон, сцепив пальцы на коленях, едва сдерживал нетерпение. Он надеялся, что герцог де Бофремон, последнее время казавшийся неуловимым, не откажет в короткой аудиенции. Собственно, именно по этой причине Генрих сдался под напором супруги и вывез всю семью в театр.
Минут через пять лакей вернулся и, наклонившись к графу, произнес:
— Его сиятельство готов выслушать вас в своей ложе, сразу как только занавес опустится.
Генрих де Грамон облегченно выдохнул и выпрямился. Оставалось дождаться окончания действия. Краем глаза он наблюдал за сценой, где актеры в нарядных костюмах, декламируя, расхаживали среди картонных декораций.
В зале в такт происходящему на сцене иногда слышался громкий смех зрителей, либо их восхищенные вздохи — они явно пребывали в приподнятом настроении, в отличие от графа.
Когда на сцене погас свет и оркестр заиграл короткую заключительную мелодию, возвещающую об антракте, граф де Грамон резко поднялся, откинул портьеру и вышел в полумрак коридора.
Еще несколько долгих минут пути по коридорам, заполненным дворянами, и вот уже Генрих замер у входа в ложу герцога. Там стоял человек в ливрее цветов Бофремона, который, увидев Генриха, молча кивнул и пропустил графа внутрь.
При виде холодного взгляда герцога сердце Генриха на миг сжалось. Бофремон явно был не рад их встрече. Он рассеянно кивнул и окинул гостя нетерпеливым взглядом, словно планировал, как отделаться от назойливого графа поскорее.
— Ваша светлость, — суховато произнес Генрих, склонив голову в уважительном приветствии. — Благодарю за то, что вы нашли время для разговора.
Губы герцога дрогнули в намеке на улыбку, но глаза остались холодны:
— Граф, надеюсь, вы понимаете, что выбрали не самый удобный момент. Я здесь, чтобы отдыхать, и не хотел бы этот прекрасный вечер
Последние слова укололи больнее ножа, однако граф подавил свою раздражительность и промолчал. Герцог, этот напыщенный индюк, только и умеет, что раздувать щеки и тянуть золото. Но как только заходит разговор об ответной услуге, память Бофремона сразу же начинает давать сбои. Граф де Грамон уже сотню раз пожалел о том, что не поставил на де Гонди.
Генрих буквально на блюдечке преподнес бастарда этому астландскому прихвостню, но всё вышло совершенно не так, как ему обещали. Карл объявил, что беглая принцесса София теперь под его защитой, и статус Макса оказался в подвешенном состоянии. Хотя Генрих рассчитывал на то, что ублюдка его братца объявят заговорщиком.
Герцог стоял гордо выпрямив спину, всем своим видом демонстрируя, что очень торопится. Граф де Грамон, приблизившись на полшага, понизил голос:
— Ваша светлость, вы прекрасно знаете, что меня беспокоит. Судя по тому, как развиваются события, более удобного момента, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит мне, больше не предвидится.
Герцог покачал головой, глядя в сторону:
— Граф, вы торопите события. Все еще только начинается. Карл сделал свой ход. Дождитесь ответного хода короля Астландии.
— Я ждал слишком долго… — граф запнулся, стараясь сдержать вспышку раздражения.
— Мессир, — герцог с небрежным равнодушием повел плечом. — Думаете, я не понимаю, из-за чего вы так рветесь захватить этот маленький и нелепый замок?
— Ваша светлость, я…
— Довольно, — оборвал его герцог. — Всем известно, что маркграф де Валье привез из Нортланда богатые подарки за победу в испытании. Сама принцесса Астрид открыла ему двери своей сокровищницы. И, если я не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, ваш племянник отправился в Бергонию налегке. Вы просто спешите добраться до столичной казны маркграфа. Так что называйте вещи своими именами.
Графа будто окатило холодной водой. На мгновение он сжал кулаки:
— Ваша светлость, я не вижу ничего постыдного в том, чтобы добраться до сокровищницы этого предателя. Неужели мы не заслужили хотя бы косвенной поддержки?
Бофремон насмешливо приподнял губы:
— «Мы»? Ах, да! Вы об этом вашем компаньоне, Легране? Хотя, если уж на то пошло, благодаря вашему племяннику, вы являетесь в какой-то степени родственниками. Любопытно, не правда ли? Боги иногда любят пошутить.
Генрих, несмотря на свое хваленое хладнокровие и самообладание, чувствовал, как его лицо полыхало, словно он заглянул в пылающий жаром кузнечный горн.
Тем временем герцог насмешливым тоном продолжал:
— Как там, кстати, поживает ваш дорогой купец? Говорят, его склады сгорели, корабли затонули, кредиторы обивают пороги его особняка. Похоже, тот скудный золотой ручеёк от вашего родича иссяк? Очень жаль. Помнится, вы уверяли меня, что я могу рассчитывать на него. Ведь у нас впереди много дел.
Генриху в эту секунду очень хотелось сказать герцогу все, что он думает о его так называемых великих делах. Покупки дорогих лошадей и охотничьих собак, огромные траты на приемы и балы, подарки фавориткам — вот малая часть тех великих дел, на которые шло золото купцов и дворян, поддержавших герцога де Бофремона.