Предопределение
Шрифт:
И действительно, спустя минуту в кабинет ворвалась графиня де Грамон, на ее лице были написаны страх и отчаяние. Генрих нахмурился. Не похоже, чтобы Кэтрин спешила на звуки ссоры. В руках она сжимала смятое письмо. За ее спиной маячила старшая дочь. Бледная Мариэль, широко раскрыв глаза, смотрела на мать.
— Анри! — выдохнула графиня, прижимая бумагу к груди. — Это от Ивелин… Она… она сбежала!
Франсуа вскочил, едва не опрокинув стул. В два шага пересёк комнату и выхватил письмо из рук матери. Быстро пробежав
— Матушка! — начал он быстро читать. — Я не могу больше жить в этом доме, где только позор и безнадёжность. Я уезжаю с бароном де Рошаном…
Франсуа запнулся, побелевшими пальцами сминая пергамент. Генрих подошел ближе и забрал у него письмо.
— Луи попросил моей руки… — негромко начал читать граф, мрачнея на глазах. — И я согласилась… Мы скоро поженимся, и барон де Рошан позаботится обо мне. Прошу вас, матушка, не позволяйте отцу искать нас. А чтобы вы не беспокоились, я взяла с собой все мои украшения…
Граф оторвался от чтения и на мгновение в кабинете повисла напряжённая тишина. Генрих закрыл лицо ладонью. Всё рушилось. Чувство пустоты заполнило грудь графа, норовя разорвать его изнутри. Кругом одни предатели. Даже его любимица Ивелин…
Франсуа, не говоря ни слова, рывком обернулся и сделал шаг к двери. На его лице больше не было растерянности — один лишь пылающий гнев.
— Я найду её, — процедил он сквозь зубы. — И верну. Во что бы то ни стало.
— Франсуа! — крикнула графиня, но виконт уже вылетел в коридор.
Генрих де Грамон шагнул вперед, будто хотел броситься за сыном, но понял, что колени дрожат. На него вдруг впервые в жизни навалилось чувство бессилия. Он замер, тяжело опершись на стол, а потом почувствовал, что падает. Удара он не ощутил — его накрыла спасительная тьма.
Эрувиль. Дворец герцога де Бофремона.
Герцог де Бофремон сидел в тени просторного балкона своего дворца, нетерпеливо похлопывая ладонью по краю стола. Теплый полуденный свет заливал внутренний двор, отражаясь от бирюзовой плитки фонтана.
В другое время герцог с удовольствием любовался бы яркой картиной: солнце играло бликами на воде, подрагивали лепестки экзотических цветов, которые он выписал специально для своих любимых оранжерей. Но сегодня в душе у Клода не было ни покоя, ни привычного чувства уверенности.
Он поднял глаза на лакея, робко ступившего под арку балкона:
— Ну?
Лакей, склонившись в полупоклоне, боялся поднять взгляд:
— Ваша светлость, они уже прибыли.
— Тогда чего ты ждёшь? — резко отозвался герцог, вставая из кресла и отбрасывая пёструю подушку в сторону. — Я же велел привести их ко мне без промедления!
Слуга бросился прочь, а герцог де Бофремон снова опустился в кресло и постарался взять себя в руки.
Причиной нервозности Клода была
Августа фон Диссен, когда они с Клодом остались наедине, не стесняясь в выражениях, отчитала его, как какого-то мальчишку. Она вспомнила ему всё: поражение в Бергонии, плен и суммы, что пошли на его выкуп.
Кроме того, она обвинила Клода в бездействии. Пока он развлекался с новыми фаворитками на охотах и балах, герцог де Гонди, а, вернее, его пронырливая дочь, плотно обложили принца Филиппа.
Августа сообщила, что Оттон крайне разочарован бездействием Клода и высказывал беспокойство сложившейся ситуацией. Все заметили, что влияние Бофремона на принца Филиппа впервые за несколько десятков лет пошатнулось. Бланка де Гонди, похоже, подобрала ключик к старшему сыну Карла. Собственно, в этом и состоял план короля Вестонии, когда он дал добро на помолвку с маркизой де Гонди.
После разговора с герцогиней фон Диссен обозленный Клод решил показать всем, кто на самом деле имеет влияние на принца. Герцог де Бофремон знал своего племянника как облупленного. У него еще были козыри в рукаве.
Лакей распахнул двери. За его спиной в поклонах замерли двое мужчин в неприметных серых плащах. Худой, как жердь, старик и чернобородый толстяк. У их ног стоял деревянный ящик, накрытый расшитой тканью. Герцог заметил, что у ящика было странное покрытие из прочных прутьев, словно маленькую клетку дополнительно укрепили сеткой из мелких колец. В воздухе слышался еле уловимый запах пряных трав.
— Шарль, Густав… — губы герцога расплылись в улыбке. — А вот и вы. У вас получилось?
— Ваша светлость, — слегка растягивая окончания в словах, произнес худой старик, при этом угодливо улыбаясь. — Разве мы хоть раз вас подвели?
— Ты прав, Густав, — вполне искренне вздохнул герцог. — Вы оба, похоже, — единственные за последние двадцать лет, кто ни разу не нарушили своего слова.
— Это великая честь служить вам, ваша светлость, — пробасил толстяк.
— Надеюсь, Шарль, ты помнишь, что об этом нужно держать язык за зубами?
— Конечно, ваша светлость, — практически одновременно произнесли двое мужчин и снова склонились в глубоких поклонах.
— Вот и хорошо, — кивнул герцог. — Ну, и чем вы порадуете меня в этот раз? Судя по двойной защите клетки, вы притащили что-то опасное?
Густав тут же покачал:
— О нет, ваше сиятельство! Этот зверь кроток и послушен, как козленок. Но есть одна деталь. Это существо признает только одного хозяина. Эта привязанность на всю жизнь. В данный момент у него нет хозяина. Зверя никто не приручал и не гладил. Он даже не видел, кто его кормит. Поэтому на клетке установлена двойная защита, чтобы никто не мог прикоснуться к нему.