Предпоследний день грусти
Шрифт:
– Выслушивают только того, кому верят, – усмехнулся он. – Я не верю ни единому твоему слову. И милицию я пока не вызвал только потому. Что искренне тебя полюбил. Я не имею дурной привычки заявлять на любимую. Даже если она оказалась всего лишь обычной воровкой.
Мало того, что Вадим не был альфонсом и проходимцем. Он еще был и благороден. И это больно резануло по моему сердцу. Еще чуть-чуть и у нас с ним могла получиться красивая любовь.
Мало надеясь на его доверие и участие. Я без утайки, с мельчайшими подробностями выложила ему все, как есть. Я видела, что ему хотелось
– В конце-концов. Это может оказаться твоим очередным хитроумным планом, – наконец заключил он. – Ты могла передать все деньги и вещи сообщнице. Которую, кстати, никто не видел. Поскольку она скрывалась. И была ли она вообще? Но допустим, кто-то есть. Чтобы сбывать украденное. Но этого сообщника никто не видел. Тебя видели. И чтобы замести следы, ты придумала эту историю. И теперь вешаешь мне лапшу на уши. Сваливая вину на какой-то мифический персонаж.
– Я согласна с тобой, Вадим. В это трудно поверить. Но, пойми. Я была одурачена не меньше твоего. И мне не менее твоего больно. И если ты и впрямь меня любил…
Он резко поднял руку. Прерывая мою речь. И недовольно поморщился.
– Только не о любви. Ты ловко притворялась в своих чувствах. Это низко! И я одурачен вдвойне. Я, как идиот, верил тебе. Открыл перед тобой душу. Я хотел связать с тобой свою жизнь. Представляю, как ты смеялась за моей спиной, – и Вадим, словно от холода поежился.
– Но ведь я думала, что ты вор! Понимаешь! Вор! И я хотела тебя наказать!
– Ты не имела права никого наказывать. Для этого существует милиция. И, думаю, что мне все-таки предется ее вызвать. Я не верю ни единому твоему слову.
– Ну, пожалуйста, Вадим. Не делай пока этого. Скоро, – я посмотрела на часы, – совсем скоро приедет мой друг. И он сможет доказать, что я действительно учусь в консерватории. Что у меня мама была известной певицей. И что я, ну, просто не могу быть проходимкой и уличной воровкой.
Мы поменялись с Вадимом местами. Теперь мне нужно было доказывать. Что я не сволочь и не преступница. Что я человек из интеллигентной семьи.
И вскоре мне это удалось доказать. Когда распахнулась дверь и на пороге появился Мишка Грачев. И я бросилась ему на шею.
– Ну что, не привела к добру игра в альтруизм? Люська. Если тебе необходимо во что-то играть, играй, ну, хотя бы в карты. На щелбаны.
– Следующий раз я так и поступлю.
Вадим окончательно поверил нам. Когда позвонил в милицию и спросил, не было ли подобных происшествий. Когда воровство осуществлялось чужими руками. И ответ был положительным. И надо отдать должное порядочности Вадима, что он решил меня не впутывать в это дело. И вообще умолчать о нашем знакомстве. Наверно, он и впрямь меня когда-то любил. Но, увы, уже не теперь. И хотя я была чиста. Как его украденные алмазы. Вернуть его любовь уже было невозможно. И я в очередной раз убедилась. Что мы любим за что-то. За поступки и действия.
Любви с первого взгляда не бывает. И я последний раз взглянула на Вадима с любовью. Мне было искренне жаль. Что она у нас не получилась. И он нашел в себе силы ответить мне прощальным взглядом. В котором уже не было любви. Но еще оставались о ней воспоминания.
– До
И он прикрыл за собой дверь. И от легкого щелчка я вздронула. И повернулась к Мишке Грачеву. К человеку, который меня продолжал любить, не смотря ни на что.
– А тебе и впрямь не нравился этот парень? Совсем-совсем не нравился?
– Совсем-совсем, Мишка, – солгала я. Я была во всем честна с Грачевым. Кроме одного. Что была готова влюбиться в Вадима. И что почти жалею о несостоявшейся любви. И сейчас. Когда все неприятности были позади. Мне не хотелось думать всерьез о его предложении о замужестве. Я решила перенести этот вопрос на более поздний срок. Когда опять мне станет плохо. И когда мне вновь понадобиться помощь Грачева.
А сейчас мне вновь было хорошо. И я от удовольствия потянулась. И не ответила Мишке на откровенно влюбленный взгляд. И весело пропела.
– Мишка, Мишка, где твоя улыбка?…
Мишка не улыбался. Впрочем. Он всегда довольствовался тем, что веселюсь я.
Вскоре мы закончили консерваторию. Мишка к этому времени победил уже во многих музыкальных конкурсах. Он сочинял прекрасную музыку. И посвящал ее мне. Он много ездил на гастроли. И мы с ним реже стали видится. Правда, он никогда не забывал мне звонить, в какой бы точке земли не находился. И никогда не забывал с этой точки земли привозить мне подарки. Он еще надеялся. Он еще верил, что я одумаюсь. Повзрослею. И наконец пойму. Что только он и есть моя судьба. И я уже где-то стала это понимать.
Но мне еще не хотелось взрослеть. Я по-прежнму брала от жизни все ее прелести. Ничего не отдавая взамен. Я по-прежнему была равнодушна к музыке. С неохотой играла в оркестре (меня туда взяли искючительно за профессионализм). И по-прежнему много любила. И чем я становилась старше, тем молодели мои возлюбленные. Это было вполне объяснимо. Я старела. А образ парня. Которого я когда-то приснила, не менялся. Он по-прежнему был такой же красивый. Такой же юный. Такой же черноглазый и светловолосый. И я даже мысленно не могла его состарить. В моей памяти он оставался прежним. И свои чувства к нему я переносила на других в своих поисках любви. Переносила на парней, похожих на него. И жаждущих этой любви.
Это было неизбежное наследие. Оставшееся от моей матери. Как по наследству мне передалось и другое. Мои друзья могли быть кто угодно. И некрасивы. И отталкивающи. И неумны. Они могли быть и проходимцами, и нищими. Но они никогда не были тщеславны. В истории моей любви никогда не случались парни трусливые и корысные. Как никогда не была корысна и я. Как никогда не выискивала выгоду от любви. В моей любви не было места для купли и продажи.
Я становилась старше. И мои друзья не только молодели. Но и успевали обзаводиться семьей. К чему мой легкомысленный нрав не был никак расположен. Мне нравились женатые парни тем. Что я не попадала в их зависимость. И претензий к нашей связи они тоже не предъявляли.