Председатель (сборник)
Шрифт:
Толмач посмотрел сумрачно.
— Помалкивай, целее будешь.
— Спасибо за добрый совет.
Тут фельдфебель что-то заорал, брызгая слюной от ярости, а руками показывая на дверь.
— Он говорит, чтобы вы катились отсюда к чертовой матери.
— Куда же мы пойдем из собственного дома?
Немец понял и без переводчика.
— Цум тейфель!.. Ин дрек!.. Ин бункер!.. Ин келлер!.. Ин шайсе!..
— Вон сколько мест, чего и выбрать!..
— Переселяйтесь в погреб, коли не хотите, чтобы вас вовсе со двора выгнали, — порекомендовал
Альберт продолжал выкрикивать какие-то раздраженные фразы.
— Он говорит: забудьте, что это ваш дом. Это его дом. Он будет здесь жить всегда. Он привезет сюда свою жену Амалию и деток. А вы будете служить им, и ваши дети будут служить, и ваши внуки.
И тут с печи, крепко напугав немца, спрыгнул в одних подштанниках занедуживший Алексей Иванович Гагарин.
— Ладно, заткни фонтан! Мы и сами тут не останемся. Нам вольного воздуха не хватает. Забирай, мать, барахло! — И, стянув с вешалки ворох старой одежды, он первым направился в огород…
…До позднего вечера трудились всей семьей Гагарины, приспосабливая под жилье холодный погреб. Копали землю, натаскивали дерну, утепляли, оборудовали печурку с трубой. А тем временем Альберт Фозен превращал их сарай в мастерскую для зарядки аккумуляторов…
Фельдфебель Альберт Фозен, зарядчик аккумуляторов во славу гитлеровского оружия, пошел в огород опорожнить поганое ведро и увидел, что несколько деревенских ребятишек копаются в сбросе свежей земли у бункера Гагариных, извлекая оттуда то обломок штыка, то старинного литья пулю, то разрубленную кирасу, то проржавевший ружейный ствол. Альберт, заинтересованный, подошел к ребятам.
— О, кульгельн!.. Эйне флинте!.. Дас ист ферботен!.. Запрещено!..
— Старое… От французов осталось, — пояснил Юра.
— Францозен? Варум францозен?..
— Наполеон через наше Клушино на Москву шел.
— Нах Москау?.. Мы тоже ходить нах Москау.
— Ага! Сперва «нах», а потом «цурюк»!
Ребята засмеялись.
— Мы не «цюрик»! — разозлился Альберт. — Нур дранг нах Остен!
— Дранг нах Остен, драй нах Вестен! — заорали ребята и кинулись врассыпную.
Альберт бросился за ними, но всю ватагу будто ветром сдуло. Остался лишь маленький Гагарин — Борька. В младенческом неведении он жевал черную корку и радостно смеялся, сам не зная чему. Альберт схватил его, поднял на воздух и повесил за шарфик на сук ракиты. Борька обронил корку и закричал. Теперь пришла очередь смеяться Альберту. Отсмеявшись вдосталь, он вернулся к своим аккумуляторам…
Анна Тимофеевна ведать не ведала, какая беда стряслась с ее меньшим, когда в землянку вбежал Юра.
— Мам, Борьку повесили!
Без памяти, простоволосая, Анна Тимофеевна бросилась во двор.
Борька уже не кричал, а хрипел, красный, полузадохнувшийся. Он висел высоко, матери было не дотянуться. И тогда крупная, крепкая в кости женщина от беспомощности стала жалко прыгать вокруг ракиты в тщетной
Рыжий Альберт видел все это и от души веселился.
— Мам, подсади меня, — попросил Юра.
Анна Тимофеевна подняла Юру, и он быстро освободил братишку.
Альберт расстроился, хотел было вмешаться, но тут подкатило какое-то начальство, и ему пришлось отложить свои мелкие мстительные планы…
Из машины вылезли лейтенант, сержант и полицай — тот самый чернявый, цыганистого обличья мужик, с которым имел столкновение Алексей Иванович Гагарин. Он разительно изменился: приосанился, раздался в плечах, будто выше ростом стал.
На нем была зеленая немецкая курточка, сапоги с короткими голенищами, ватные брюки и советская командирская фуражка без звездочки. Вся команда направилась к землянке Гагариных.
— Хозяин дома? — спросил полицай Анну Тимофеевну.
— Болеет он…
— Все болеют. Раз не помер, пущай выйдет.
Анна Тимофеевна мигнула Юрке, тот опрометью кинулся в погреб.
— Чего им надо, Сергун? — спросила Анна Тимофеевна полицая.
— Какой я тебе Сергун, халда? — обозлился тот. — Господин Дронов, заруби себе на носу.
Тут вышел Алексей Иванович, красный, в жару, глаза воспалены.
— Кому я тут занадобился? — спросил, глядя в землю.
— Ну что, Иваныч, рановато меня выпустили или, может, в самый раз? — посмеиваясь, спросил Дронов.
— В самый раз, — пробурчал Гагарин.
— Хальт мауль! — невесть с чего завелся лейтенант. — Будешь мельница работать.
— Вот те раз! — удивился Гагарин. — Я плотник, столяр, кого хоть спросите. Какой из меня мельник?
Лейтенант злобно глянул на полицая.
— Врет он, ваше благородие, как сивый мерин. Плотник, столяр!.. А когда в голодуху на заработки шлялся, ты где вкалывал? На мельнице. В Малых Липках, под Брянском. Что, выкусил? У меня память железная.
— Вон что вспомнил! Когда это было!..
— Молшать!.. — сказал лейтенант. — Немецкий армей не нужен столяр, немецкий армей нужен мюллер. Форвертс!..
Гагарина схватили, скрутили и потащили к машине…
Скрипят крылья старого ветряка и будто отсчитывают дни, недели, месяцы. То сквозь дождь, то сквозь снег, то сквозь весеннюю крупу проносятся они и замирают на фоне чистого, прозрачного майского неба.
Алексей Иванович Гагарин объясняется с немецкими солдатами, привезшими на мельницу зерно для помола.
— Не выйдет, господа хорошие! Никст винд!..
Немцы что-то лопочут по-своему, но Алексею Ивановичу слышится лишь бессмысленное «ла-ла-ла-ла-ла!..»
— Да что там «ла-ла-ла», никст винд. Вона! — Он послюнил палец и завертел им во всех направлениях. — Ветра нету — мельница стоит.
Немцы опять принялись за свое «ла-ла-ла» и пальцами в грудь тычут: мели, мол, и никаких! Тут на мотоцикле подкатили двое: переводчик и полицай Дронов. Немецкие солдаты — к ним. Толмач стал переводить: