Председатель
Шрифт:
— Не только, я так думаю, что и Москва ему пряник показала, — вступил вельяминовский. — Слушок ходил, что Рейхсвер подумывает построить в России запрещенные здесь заводы. Накапливать вооружение и боеприпасы, открыть у нас несколько школ для танкистов, химиков и летчиков. Вот, наверное, ему и пообещали, в обмен на нейтралитет.
— Возможно, возможно… Маттиас, — обратился Астроном, — у меня к вам приватный разговор.
— У меня от товарищей секретов нет.
— Хм. А впрочем… Как приедете обратно, передайте отцу, — Астроном интонацией подчеркнул последнее слово, — что я хочу
— Сделаю.
Тот встал, пригладил волосы, надел шляпу и откланялся.
Примерно через полчаса появился повеселевший Дриттенпрейс с грузовиками забирать вторую партию.
— Додавливают мятеж. Рабочие пригороды вооружаются, Бавария и Вюртемберг наши, Рур целиком советский. Хорошо бы еще пристрелить эту суку Стиннеса!
— Зачем мараться? Если условия созрели, то рабочие возьмут власть и без таких фокусов. А если нет, то террором можно стронуть лавину и свалить все в кровавое говнище.
— Ну, в Италии же не свалили?
— Так еще неизвестно, во что дальше там выльется. Если Муссолини понравится роль Цезаря, то вполне можем получить и диктатуру и террор, только слева.
В пакгаузе они просидели еще два дня, выбираясь по одному помытся в рабочие раздевалки или за мелочевкой в магазины. Рабочие отряды тем временем заняли всю Вестфалию и Нижнюю Саксонию, Капп и Лютвиц удрали в Швецию. Фрайкоровцев в Берлине переловили и разоружили, в конце недели, после того, как Митя сдал последнюю часть щетины под расписку, правительство и рабочие советы подписали соглашение. Социализация угольной промышленности, признание советов и Рот Фронта, намерение национализировать металлургию… А чтобы правые социал-демократы не вильнули, гарантом соглашения выступил Союз Советов с поставками продовольствия.
Глава 19
Весна 1920
Конспиративное заседание Исполкома Союза Труда и Правды состоялось на квартире председателя ВЦИК. Мужчины из домашних, кроме меня, разъехались по работам, девочки и мальчики ушли в школу Мазинга, только Наташа с Ольгой да Ираида с Аглаей занимались женскими делами в глубине квартиры.
Собирались по всем правилам — кто через школу зашел, кто с Антипьевского, Савинков вообще показал класс и пришел через вечно запертую калиточку за старым дровяным сараем. Не то, чтобы мы не могли собраться в Кремле или в каком другом месте, просто тема была слишком щекотливая — вредительство. Вернее, саботаж. А на саботаж у нас имелась специальная комиссия по борьбе с ним, вот она и начудила.
— Защита просит ВЦИК взвесить те факты, которые доказывают ложность оговора инженера Матлова, откинуть возбуждающие хоть какое-нибудь сомнение факты и стать на точку зрения, что Матлов не был членом контрреволюционной организации. Анализируя действия, в которых обвиняется Матлов, защита пришла к выводу, что нет никаких данных доказывающих, будто деятельность Матлова носила враждебный характер. Оправдание Матлова, этого молодого, энергичного инженера докажет, что стремление к творчеству и новаторству не есть преступление.
Муравский отложил лист, вынул из стопки следующий и продолжил:
— Защита также
Савинков глядел в окно, Ленин постукивал карандашом по блокноту, Кропоткин, редко появлявшийся на заседаниях Исполкома, вслушивался в размеренную речь Муравского.
— Техника Ржесецкого защита считает возможным наказать без применения строгой изоляции. Защита просит об условном наказании Чернякова и об оправдании Таврина. Также, учитывая роль подзащитного Кувалдина и значения его как члена организации, защита считает, что он, бесспорно, не заслуживает высшей меры наказания, тем более что Кувалдин искренне ответил на все вопросы следствия. У меня все.
Комиссия по борьбе с саботажем вскрыла на Донбассе целую сеть, заметно тормозившую добычу угля. Не то, чтобы организация, так, больше встречи, разговоры со старыми знакомыми и приятелями, намеки и так далее. Тем не менее, группа довольно быстро сформировала среди специалистов негативные мнения как в политике, так и по отношению к нашим усилиям в горном деле. Действовали (а то и бездействовали) просто — никаких акций, никакой координации, в каждом случае выбирали наиболее медленное или наиболее невыгодное решение, объясняя это осторожностью и мерами безопасности. Вот при царе бы они так о рабочих заботились, суки червивые.
Инкриминировать что-либо весьма сложно, полгода местное отделение комиссии Савинкова вилось вокруг да около, пока на работу не приехал Степан Белобородов, тот самый “бур”, восемнадцать лет назад вернувшийся из Южной Африки через Иерусалим. Вырос он за это время в известного горного инженера, и оттого в замкнутый профессиональный круг вошел как свой. Пошла информация, местная комиссия по борьбе с саботажем похватала почти сотню человек и даже представила дело в суд, где все и посыпалось.
— Основной состав это старые инженеры, бывшие чиновники горного ведомства, даже владельцы и директора шахт, — взял слово Савинков. — И я уверен, что без зарубежного влияния тут не обошлось.
— Уверенность к делу не подошьешь, — Муравский, как всегда, был на страже закона.
Борис тяжело вздохнул.
— Не смогли ухватить канал переправки денег. А он точно есть.
— А кто из арестованных, по твоему мнению, связан с заграницей?
— Инженер Колотис. Насчет него уверенность полная, но я запретил выносить эти материалы на суд.
— Почему? — сумрачно поинтересовался Муравский.
— Раскроем источники и в первую очередь Белобородова.
— А зачем тогда вообще аресты и суд? — седая борода Кропоткина нацелилась на Савинкова. — Даже охранка предпочитала выявить все и накрыть все каналы.