Председатель
Шрифт:
После взаимных представлений и восторгов, Уэллс сразу перешел к делу:
— Мистер Скаммо, я несколько дней назад получил прелюбопытный документ, — с этими словами он подал мне пачку машинописных листов, — и просил бы, по возможности прокомментировать некоторые упомянутые пункты.
— Что это? Отчет из американского Сената?
— Это стенограмма выступления Катерины Брешковской перед комиссией Сената.
— О господи…
— Вы ее знаете?
— Еще бы! Екатерина Константиновна — мой самый непримиримый критик.
— То есть вы считаете, что она будет
— Разумеется. Тем интереснее сравнить наши взгляды.
Ну что же, начнем. Комиссия, сенаторы Юмс, Овермен, Нельсон, Стерлинг.
— Скажите, функционируют ли сейчас школы в какой-либо части России?
— В прошлом году были школы, но теперь они пусты. Учителя были выгнаны большевцами, а оставшимся нечего было делать, ибо им не доставало ни пособий, ни материалов, чтобы обучать детей. Отсутствовали даже книги. Мои учителя просили меня отправиться в Америку и горячо умолять вас доставить несколько миллионов книг нашим крестьянским детям, ибо у нас не было книг.
Вот Бабушка жжот!
— Герберт, у нас действительно не хватает пособий, чернил, карандашей и бумаги, но совсем по другой причине. Сейчас мы ведем массовое обучение грамоте, больше девяти миллионов человек. Естественно, для такого числа у нас пока нет материалов. Но строятся фабрики канцелярских принадлежностей, работают библиотеки, создана Единая Школа… Да вы прямо сейчас можете встать и по внутреннему коридору, не выходя на улицу, оказаться в школе — она работает в соседнем здании! У нас при каждом институте открыты факультеты для подготовки рабочих к поступлению, они переполнены!
Герберт быстро выводил закорючки в толстой тетради. Надо же, стенографией владеет. Ну что же, дальше…
— Когда вы оставили Россию, работали ли ещё какие-нибудь фабрики?
— Вы, вероятно, читали в ваших газетах и, наверное, узнали от собственных граждан из Красного Креста и Христианской ассоциации в России, что там нет ни одежды, ни пищи, ни товаров. Даже наши кооперативы ничего не продают крестьянам, потому что у нас теперь нет никакой промышленности. Фабрики разрушены; с другой стороны, отсутствует и ввоз, потому что у нас нет транспорта и нет железных дорог.
— Боюсь, сведения госпожи Брешковской устарели года на два, а то и на три. Да, у нас был период, когда из строя выбыло более четверти паровозов, но сейчас положение восстановлено и вы сами видели железную дорогу на пути из Петрограда.
— Да, она не производит впечатления стагнации и деградации.
— Вот план развития народного хозяйства, — я встал и снял с полки один из томиков плана. — Он на русском, но я надеюсь, вы сможете найти переводчика, если нет — дайте знать, я помогу. В плане перечислены работающие предприятия, которые подлежат модернизации и те, которые предстоит построить. Мы отмечаем также рост производительности сельского хозяйства,
Уэллс вскинул бровь.
— Частные? Они же национализированы?
— Только крупные предприятия и тяжелая промышленность. Легкая почти вся в руках прежних владельцев, но под рабочим контролем.
— И что, такая схема работает?
— Не буду скрывать, трения есть, — ну не рассказывать же гостю про КБС и злонамеренные банкротства, — но в основном, да, работает. Например, могу познакомить вас с известным текстильным магнатом, Саввой Морозовым, он сейчас во главе комиссии по реконструкции текстильной отрасли при Совете народного хозяйства.
— А как вы финансируете строительство новых заводов?
— Пока акционерными обществами, в них вступают те, кто нуждается в новой продукции, а государство вносит еще столько же. Уже действует станкостроительный консорциум, готовимся запустить металлургический и несколько других. На будущее планируем внутренний индустриальный заем.
Так, что там дальше…
— Все, кто служил нашим тиранам в России, — старый класс бюрократов, жандармы, все люди старого режима — стали большевцами и предприняли широкую кампанию в целях низвержении Временного правительства в России.
Тут уж я просто заржал, ну надо же! Это у нас сыщик Маршалк большевец или беспартийный Собко… Нет, мы многих на службу приняли, а некоторые, как Болдырев, даже и в Сюз Труда вступили, но какова трактовка!
— Временное правительство само поставило себя вне закона. Сперва объявлением республики, хотя обязано было дождаться решения Учредительного собрания, потом отказом от созыва оного в установленные сроки.
— Но вы же арестовали его!
— Да, по законному решению Учредительного собрания, принятого в присутствии послов, в том числе и английского, и никто по этому поводу нам никаких протестов не подавал.
Дальше Брешковская (вот же говорящая фамилия, а?) заявила, что в в Сибири и по всей России уголовные преступники выпущены на свободу. Пришлось с руганью вставать и искать на полках сборники сводок НМВД, постановления об усилении борьбы с уголовной преступностью, кстати, с опорой на старые кадры сыскной полиции. У нас уйма строительных задач, вот там самое место осужденным и военнопленным, как польским, так и мятежникам. Пусть для начала достроят хотя бы Волховскую ГЭС.
Еще пара листов заключала рыдания Бабушки, о том как все в России ужасно.
— Знаете, что? Давайте-ка сделаем перерыв на ланч.
Обедали мы вечером, когда все мужчины — Митя, Иван, Терентий — возвращались с работы. Так что днем за столом доминировали женщины и дети, как раз вернувшиеся из школы. И Герберт, известный, кстати, бабник, только и успевал вертеться, так и не решив, на кого ему положить глаз — на Наташу или на Ольгу? Вот ей-богу, мне бы такие проблемы, а не всю эту политику.
К стенограмме мы вернулись в кабинете, перейдя после обеда на “ты”