Предвестник
Шрифт:
– Не знаю. Амос справлялся лучше.
Слова вырвались раньше, чем он их обдумал, и Аэрилин уцепилась за них.
– Амос? Это был твой отец?
– Нет, я не знал отца, - быстро сказал он. Он хотел сменить тему, но она воскликнула:
– О, Каэл, это ужасно! Но я тебя понимаю, я не знала маму. Может, немного знала, но
была слишком маленькой, чтобы помнить. Сколько я помню, были только мы с папой. Мы
путешествуем по королевству и пытаемся прокормить деревню…
– Эй! Что
скрипка, он занес руку в опасной манере.
Аэрилин нахмурилась.
– У нас был милый разговор. Пока ты все не испортил.
Джонатан не обратил внимания.
– Гаррон говорит, пора спать. Значит, иди спать.
Аэрилин не разрешали спать на улице со всеми. Хотя она просила, Гаррон заявлял,
что улица не для юной леди. Он заставил ее устроить свой спальный мешок в телеге с
бельем. И Джонатан не упускал шанса пошутить над этим.
Этой ночью, видимо, ее терпение лопнуло. Ее лицо было красным, Аэрилин встала и
тряхнула юбками.
– Я была бы рада, если бы ты не говорил со мной, как с ребенком. По всем
стандартам я уже взрослая женщина!
Она хотела убежать, но Джонатан подхватил с земли край платья и помахал им.
– Не забыла свой большой платок? – он обернул тканью руку. – Ой, я ошибся. Это
палатка, да?
Она выдернула ткань из его руки так быстро, что она чудом не порвалась.
– Это платье, остолоп! Не палатка, не покрытие крыши, а платье! – она подхватила
юбки и убежала.
– Спокойной ночи, моя нежная, покрытая росой роза! – крикнул ей Джонатан и
пробормотал. – Похоже, шипы она уже отрастила.
Каэл понимал, что скрипачу повезло, что Аэрилин была без оружия.
– Не надо ее так злить.
– Э, это ей на пользу, - сказал он, почесывая подбородок. – Женщина, что не кричит,
просто потом такой станет, так говорила мама, а ей виднее. Видел бы ты, как сияет мой
отец, когда она входит в комнату. Это любовь, - он бросил скрипку на землю, струны
недовольно звякнули. Он рухнул на спальный мешок, раскинул длинные конечности и тут
же захрапел.
Чэни и Клод пришли следующими. Они поблагодарили его, на их лицах был соус, и
они молили его приготовить больше курицы завтра. Когда их голоса сменились храпом,
Килэй спустилась с дерева.
– Я думала, это не закончится, - сказала она, стряхивая кору с рукавов.
– Ты сама туда залезла, - напомнил он.
– Но рассказывать долгие истории стал ты.
Она не улыбалась. Она стояла, опасно уперев руки в бока.
Он быстро встал на ноги.
– Я не думал, что это затянется, - сказал он, заглушая голосом храп Джонатана. – Она
просила еще. Что мне было делать?
Килэй
– Мог бы сказать, что не хочешь рассказывать.
– Я никогда так не скажу, - медленно и четко сказал он. – Я не против разговоров с
ней. Если ты не хотела слушать, спустилась бы и примерила платье.
Огонь вспыхнул в ее глазах. Килэй шагнула к нему, но Каэл не дрогнул.
– О? Тебе понравилось бы, да? Понравилось бы, что меня поставили на место. Ты бы
хотел, чтобы я бегала вокруг, как безмозглая девочка…
– Плевать, - он собрал все терпение, чтобы не толкнуть ее. – Плевать, что ты делаешь.
Плевать, в чем ты. В платье, штанах, без одежды… плевать.
Огонь в ее глазах стал углями. Она хотела что-то сказать, но отвернулась и ушла.
– Куда ты? – крикнул он вслед.
– Тебе все равно.
Он пошел за ней, Килэй сорвалась на бег, и он попытался догнать ее. Но она вскоре
оторвалась. Тьма скрыла ее черную броню и приглушила шаги, оставив его только с
шумом его дыхания.
– Хорошо! Уходи! – крикнул он деревьям. Было приятно кричать, хоть она его не
слышала. Он пнул ветку на пути и пошел в лагерь, думая, что Джонатан не зря так
говорил.
Глава 14:
Вороний крест
Следующий день тянулся со скоростью одноногой черепахи. Он начался очень рано,
когда Гаррон разбудил их и сообщил, что ловушки ставить они не будут.
– Бандитов у города больше всего, - сказал он слишком громко и властно для утра. –
Не хочу, чтобы мои люди разошлись по округе. Так мы будем легкой мишенью. Будьте
вместе и не бросайте луки, ясно?
– Да, сэр! – хором сказали Чэни и Клод.
Каэл проворчал что-то неразборчивое, вскоре Гаррон ушел, и он попытался снова
уснуть.
Он большую часть ночи не спал и ждал Килэй. Сначала он злился, ведь хотел, чтобы
она вернулась, и он поговорил бы с ней. Ей не стоило так срываться, будто он был враг, и
не стоило убегать одной в ночь.
Но время шло, менялись его чувства. К полуночи он начал переживать. А если она
заблудилась? А если ее схватили бандиты или съели волки? Он несколько раз вставал и
подкладывал в огонь дрова. Он дважды обошел лагерь по кругу, он даже заходил в лес и
кричал ее имя.
Отвечали ему лишь сверчки.
Утренние часы принесли новые тревоги. Он начинал бояться, что она бросила его.
Он не был ей нужен, и он сам это ей говорил несколько раз. Вот и все. Она ушла.
С этим ужасным осознанием он ощутил новое чувство. Воздух вокруг него стал
пустым, словно он мог протянуть руку на мили, но все равно не коснулся бы того, кто был