Преисподняя

Уильямсон Чет

– Будет ли у меня возможность разговаривать с Гидеоном? – спросила Рэчел.

Джереми немного подумал:

– Это можно устроить. У меня есть один прибор для переговоров с тобой, но я могу принести другой через несколько минут.

Пока он готовил вторую линию связи, а Кэтрин возилась с мониторами, Рэчел отвела меня в сторонку.

– Если я не вернусь… – тихо начала она.

– Даже не думай об этом, – перебил я. – Ты обязательно вернешься.

– Пожалуйста, Гидеон, выслушай меня. Не надо делать вид, будто я отправляюсь на прогулку в парке. Я хочу лишь, чтобы

ты знал: что бы ни случилось, это ничего не изменит. Если я умру сегодня, завтра или через пятьдесят лет, окруженная внуками, – наши последние дни с тобой останутся… самым лучшим, что было в моей жизни. У меня не могло быть лучшего партнера, друга или любовника. Я в самом деле люблю тебя, Гидеон.

– Я тоже люблю тебя, Рэчел. – Всего лишь несколько слов, не способных передать глубину моих чувств. Я мог бы умереть за нее, но я хотел жить вместе с ней.

– Если я вернусь, и мой разум… – продолжала она, – если ничего не останется, сделай так, чтобы мне не пришлось жить в таком состоянии. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Я не мог говорить из-за комка в горле, поэтому просто кивнул.

– Даешь слово?

Я снова кивнул. Тогда она поцеловала меня – человека, пообещавшего стать ее убийцей, если дело дойдет до этого. Мы долго держали друг друга в объятиях, хотя и не так долго, как мне бы того хотелось.

Затем я услышал голос Джереми, негромкий, но настойчивый.

– Все готово, – сказал он. – Можно приступать.

Рэчел еще раз обняла меня изо всех сил и подошла к шезлонгу, приготовленному для нее. Кэтрин прикрепила датчики и надвинула ей на голову психопомпу. Потом Джереми протянул мне голосовой коммуникатор – пластиковую лицевую маску, подогнанную по размеру. Я укрепил ее на месте застежкой, опустился рядом с Рэчел и взял ее за руку, хотя она уже не могла этого почувствовать. Дерек и сенатор Барр, заметно нервничавшие, стояли у стены.

– Когда она отправится? – спросил я у Джереми, надевавшего свой коммуникатор и занимавшего место у компьютерного монитора. Мой голос звучал приглушенно.

– Она уже в пути.

Внезапно, хотя губы Рэчел не двигались ее голос раздался из динамиков, подключенных к психопомпе. Впечатление было зловещее, словно мы услышали голос призрака.

– Я плыву вверх по течению, очень быстро. Это… это тоннель с желто-красными стенами. Вода мчится так быстро, словно меня засасывает…

– Сосредоточься на программе-размножителе, Рэчел, – попросил Джереми.

– Держись, Рэчел! Ты слышишь меня?

– Да… слышу тебя, Гидеон. Здесь так жарко…

– Частота сердечных сокращений увеличивается, – сообщила Кэтрин, глядевшая на маленький медицинский монитор.

– Впереди барьер! Он выглядит, словно… о Господи, я сейчас врежусь в него!

– Все в порядке, – успокаивающе произнес Джереми. – Это вход. Продолжай движение.

– Частота сокращений достигла критического порога, – сказала Кэтрин. – У нее будет сердечный приступ!

Джереми на секунду задумался. Это была его операция, и я не сомневался, что он захочет продолжать ее. Однако парень снова удивил меня.

– Отключайся, Рэчел! – крикнул он. – Возвращайся немедленно!

– Нет!

Я смогу выдержать! Я смогу выдержать, – повторила она. Ее рука в моей была горячей и мокрой от пота. – Я прошла! Я прошла! О Боже, здесь настоящее безумие…

– Начинай передачу данных, – сказал Джереми.

– Да… да…

На экран Джереми хлынула информация, загружавшаяся в наши банки памяти с такой скоростью, что строки сливались в одно целое.

– Я получаю информацию… Прекрасно, Рэчел, держись, она поступает!

– Я не… могу… – Голос Рэчел звучал все слабее. Я крепко сжимал ее руку, стараясь, чтобы она поняла: я здесь и ее телу здесь ничто не угрожает.

Но я ошибался. Ее тело контролировалось разумом, а этот разум, да и любой другой, был не в силах справиться с лавиной информации, проходившей через него. Я не знал, что она видела, слышала или чувствовала. Должно быть, воздействие на нее было столь мощным, что она потеряла дар речи. Но, несмотря ни на что, она продолжала транслировать данные – до тех пор, пока оставалось сознание, необходимое для трансляции.

– Вот оно! – выкрикнул Джереми, когда последние строчки сползли вниз по экрану. – Мы получили все, все!

– Проклятье, – пробормотала Кэтрин, лихорадочно щелкая тумблерами. – Жизненные функции на нуле!

Она одним прыжком подскочила к Рэчел и сорвала психопомпу с ее головы. Из носа Рэчел капала кровь, ее открытые глаза глядели в потолок. Кэтрин уложила ее на пол. Секунду спустя к ней присоединился Дерек с респиратором и кардиостимулятором. Я мог лишь держать свою любимую за руку и молиться Богу, который уже давно отвернулся от этой страны. Если он и услышал меня, то ничем не помог. Через несколько минут Дерек выпрямился со слезами на глазах и покачал головой. Чья-то рука легла мне на плечо, и я увидел Эрин Барр, склонившуюся надо мной с посеревшим лицом.

– Мне так жаль, Гидеон. Так жаль!

Кэтрин закрыла Рэчел глаза, но я еще долго смотрел на ее лицо. Я продолжал держать ее за руку. Я не поцеловал ее. Я не разговаривал с ней – просто смотрел и думал о том, как сильно я любил ее. Потом я сложил ей руки на груди, встал и посмотрел на Джереми.

– Сколько времени тебе теперь потребуется, чтобы написать разрушающую программу? – спросил я.

– Четыре-пять часов. – Он наконец-то получил свои данные, но не выглядел слишком обрадованным.

Я повернулся к сенатору.

– Могу я получить автомобиль? – спросил я. – И архивные данные… – Я взглянул на свою мертвую любимую.
– …по Клодетте Саймон?

– Разумеется, – ответила она. – Если ты согласен, мы сохраним тело в морге до тех пор, когда ее можно будет похоронить со всеми почестями, которых она заслуживает.

Я кивнул:

– Я скоро вернусь. Можете рассчитывать на мою помощь до самого конца. Но сначала мне нужно съездить в одно место.

Дерек принес архивную папку, и я нашел то, что хотел: адрес родителей Клодетты Саймон в Александрии. Меня тайно вывезли из посольства и через несколько кварталов вручили карточку-ключ от невзрачного автомобиля, поджидавшего за углом. Уже стемнело, и я мог не опасаться, что меня заметят.