Прекрасная Габриэль
Шрифт:
Грациенна стукнула в соседней комнате. Это был условленный сигнал, если она имеет сообщить что-нибудь своей госпоже. Обнявшиеся любовники стали прислушиваться. Известие о нашествии врагов не заставило бы их задрожать в эту минуту.
— Король вышел из-за стола, — сказала Грациенна, — но он идет не сюда, а в свой кабинет играть с гостями. Все спокойно.
— Слава богу! мы можем докончить нашу беседу, — вскричала Габриэль, — этот вечер наш, не правда ли, друг? На горизонте нет туч.
— Тише! Голос твой как будто оскорбляет эти своды. Однако, я чувствую, слушая тебя, неизъяснимую радость, которая следует за осуществлением мечты. Я мечтал о тебе сейчас, и теперь я тобой обладаю.
— И навсегда. Ты не станешь больше спорить?
— Я умру. Потерять тебя, когда я тебя не знал, было уже свыше моих сил, потерять тебя теперь невозможно! Не бойся ничего; я не стану уже говорить тебе о долге, о чести, я не стану уже жертвовать тобой. Ты мое достояние, я стану защищать его против всех!
— Вот что следовало сказать мне в Буживале, Эсперанс! Сколько счастливых дней потеряли мы!
— Нас ждут другие, более чистые, лучшие, заслуженные, неоспоримые. Король освободил тебя своей изменой. Подумай, Габриэль, что ты не можешь жить при этом проклятом дворе, где тысячи козней расставлены под твоими обожаемыми стопами.
— Не правда ли?
— Знаем ли мы, можем ли мы только подозревать, что эти демоны замыслили для твоей погибели? Надо иметь их душу, чтобы угадать их ум. Я приехал с испугом предупредить тебя, и теперь дрожу, ничто не успокаивает меня. Я не знаю, как мог жить с этим страхом. Один поцелуй, Габриэль, один поцелуй, чтобы доказать мне, что эти чудовища не сделали из тебя уже призрак.
— Да, Эсперанс, — сказала Габриэль с упоительной улыбкой, — и я также боюсь. Не стану скрывать от тебя: твоя мысль поддерживала меня, сверх того у меня была моя мысль. Что-то повторяло мне, что чем более ты удалялся, тем более наше свидание было ближе. Это справедливо до такой степени, что я видела без ужаса, почти с удовольствием приготовления к твоему отъезду. Я говорила себе, что я призову тебя вовремя, ты видишь, что я была права. Но этого счастья не надо лишаться, и если мы соединились, то не будем расставаться более. Эсперанс, эти злодеи убьют меня, если ты меня не увезешь.
— Скажи, когда? как? говори, я готов!
— Я все приготовила со своей стороны. Инстинкт заменил мне политику. Я условилась с королем провести неделю в Париже у Замета.
— У Замета? Не делай этого! — вскричал Эсперанс, бледнея. — Это гнездо ехидн, не езди туда!..
— Я это знаю так же, как и ты; да, я знаю, что Замет за одно с Антрагами, но Замет живет возле тебя, это соседство заставило меня забыть
— Не езди к Замету, умоляю тебя! — сказал Эсперанс, думая с трепетом о зловещем предсказании итальянки.
— Я обещала быть у него завтра и завтра утром уеду отсюда.
— Ты обещала? — спросил Эсперанс с криком отчаяния.
— О да, но Габриэль может уничтожить то, что решила герцогиня; есть у тебя какой-нибудь план?
— У меня будет тысяча, только бы ты не ездила к Замету.
— Ты знаешь что-нибудь? — спросила Габриэль с легким трепетом в голосе.
— Я ничего не знаю, но уверен, что если ты туда поедешь, то умрешь.
Она с трепетом прижалась к груди молодого человека.
— О, умереть! — прошептала она. — Теперь? Нет, я не хочу умереть!
— Как ты намерена сделать эту поездку из Фонтенебло в Париж? с гвардейцами?
— Нет, но шпионы будут тут, и король, пожалуй, захочет велеть проводить меня. Не надо надеяться на свободу до Парижа. Притом, я должна ехать по Сене в лодке, носилки будут ждать меня в Берси.
— Постарайся промедлить, чтобы приехать в Берси только при наступлении ночи.
— Это легко.
— Возьми с собой Грациенну.
— Непременно.
— Как только носилки сделают шагов двести, вели остановиться под каким-нибудь предлогом, и между тем как Грациенна займет кучера и слуг, выскользни из носилок; я буду тут с хорошими лошадьми.
— Очень хорошо. Грациенна будет продолжать путь и приедет одна к Замету.
— И скажет там, что ты отправилась сделать визит в городе.
— К моей тетке де Сурди, например.
— Да, что ты воротишься несколько поздно. Между тем мы уедем. У меня есть две лошади, способные сделать двенадцать лье за один раз. Но… ваш сын?
— О! Я об этом думала, — печально сказала Габриэль. — Мне хотелось бы взять его с собой. Но имею ли я право отнять его у отца? Король любит этого ребенка.
Оба потупили голову, вздох вырвался из груди обоих.
— Конечно, я делаю преступление, оставляя моего сына, — прошептала Габриэль.
— Вы предпочтете быть убитой, оставаясь при дворе, Габриэль; вы думаете о вашем сыне и уже забываете меня!
— Я сделаю преступление, если это нужно, но не низость, — прошептала герцогиня, пожимая руку Эсперанса, — я принадлежу вам; я должна была размыслить прежде чем вручать вам мою судьбу… Теперь слишком поздно! Если король справедлив, он скоро возвратит мне моего сына.
— Будьте спокойны, Габриэль; Анриэтта д’Антраг позаботится возвратить его вам. Итак, не надо колебаться; все ли решено?