Прекрасная Габриэль
Шрифт:
— Нас не обманут этой неожиданностью, между тем как вы будете протестовать вашим отъездом, я останусь, чтобы нас не провели.
— Как! Вы оставляете меня одного? — удивленно спросил Бриссак, дружески пожимая ему руку. — Но ведь вы компрометируете себя. Пожалуйста, поезжайте со мной.
— Я ничем не рискую, — сказал гидальго, убежденный более прежнего, что он откроет заговор роялистов.
Де Бриссак уехал. Испанец воротился и как раз встретился с сыном Карла Девятого и Марии
Графу Овернскому было двадцать лет. Мать научила его предпочитать себя всем, даже ей. Он вошел в замок как победитель и, поклонившись матери, которая присела перед ним, сказал:
— Здравствуйте! Признайтесь, что я здесь редкий гость. А! Я вижу месье д’Антрага. Право, он помолодел. Ваш покорнейший слуга, месье д’Антраг!
Д’Антраг поклонился. Молодой человек приметил испанца.
— Дон Хозе Кастиль, капитан в службе его величества короля испанского, — сказала Мария Туше, торопясь кончить это неприятное представление.
Граф слегка дотронулся до своей шляпы и спросил:
— Были ли вы при Арке?
Гидальго с досадой пробормотал «нет» и спрятался за Антрагом. Этот последний, взяв за руку Анриэтту, подвел ее к брату.
— Мадемуазель д’Антраг, — сказал он, — которую вы не знаете, граф, потому что вы были здесь только один раз, когда она была ребенком.
Граф посмотрел на эту прелестную девушку, которая кланялась ему как незнакомому. Он посмотрел на нее с таким вниманием, которое не укрылось ни от отца, ни от матери.
— Напротив, я ее знаю, — сказал он.
— Возможно ли это? — спросила Мария Туше.
— Была она здесь вчера?
Этот фамильярный, почти презрительный тон не возмутил ни Антрагов, ни молодую девушку, так им любопытно было узнать мысли графа.
— Анриэтта приехала только вчера, — отвечал д’Антраг.
— Откуда?
— Из Нормандии.
— Она проезжала через Понтуаз?
— Да.
— И провожали ее два лакея?
— Да.
— Она ехала на черном иноходце, который хромал на правую ногу?
— Да. Откуда вы это знаете?
— Подождите… Сходя с парома, она зацепилась платьем за столб и чуть не упала.
— Это правда, — сказала Анриэтта с удивлением.
— И, зашатавшись, она выказала очень красивую ногу.
Анриэтта покраснела.
— Ну что же! — сказала она с улыбкой.
— Вы можете порадоваться… Это доставило вам прекрасную победу.
— А! — сказали в один голос отец и мать, также улыбаясь.
— Вы, должно быть, помните, если заметили, — продолжал граф со своей цинической фамильярностью, — трех человек в лавочке возле хижины паромщика?
— Я не знаю, — пролепетала Анриэтта.
— Я вам это сообщаю. Знаете ли, кто были эти три человека? Я, Фуке ла
— Беарнец?! — вскричала госпожа д’Антраг.
— Нет, король, — сказал граф Овернский, — король, который видел мадемуазель д’Антраг и ее ногу, король, который вскрикнул от восторга и который влюблен без ума в мадемуазель д’Антраг.
— Возможно ли?.. — сказала Мария Туше с изящной сдержанностью.
— Какая глупость! — пролепетал Антраг, сердце которого сильно забилось.
— Может быть, это глупость, но она имела бы последствия, если бы короля не позвал паромщик. Он отправился на паром, сетуя, что не может следовать за незнакомкой, и мы говорили только об этой брюнетке и об ее круглой ноге до Понтуаза, где мы должны были ночевать. Черт меня побери, если бы я сомневался, что эта нога мне сродни!
Анриэтта была красна, как огонь. Сердце ее билось, какое-то неопределенное опьянение бросилось ей в голову. Она, прежде так торопившаяся воротиться в свой павильон, села возле матери, жеманясь как бы для того, чтобы прельстить своего брата и побудить его к новым признаниям.
— У короля наваррского прекрасный вкус, — сказала Мария Туше.
— Да, конечно, у короля хороший вкус, — отвечал граф Овернский, — потому что мадемуазель д’Антраг — маленькое чудо.
— Король очень удивится, — сказал отец, — когда узнает, что эта незнакомка — девушка знатная, сестра его друга, графа Овернского. Он это узнает, потому что вы это скажете ему.
— Для чего? — прошептала Анриэтта, кокетничая.
— Э, черт побери! — вскричал молодой человек. — Я бьюсь об заклад, что он уже знает это, потому что это он послал меня сюда сегодня. «Воспользуйтесь перемирием и соседством, — сказал он, — чтобы навестить вашу мать, чтобы меня не обвиняли в том, что я разлучаю вас с ней».
— Он сказал это, стало быть, он не знал ничего, — возразила Анриэтта.
— Ба! Не мог же он сказать мне: «Поезжайте сказать мадемуазель д’Антраг, что я нахожу ее прекрасной», — не потому, чтобы он церемонился со мной, но исполнять эти поручения обязанность Фуке ла Варенна.
— Но чтобы послать вас с этой целью… из любопытства, каким образом король узнал имя моей дочери? — спросила госпожа д’Антраг.
Молодой человек коварно улыбнулся, приметив успехи Марии Туше, которая за пять минут перед тем называла Генриха только Беарнцем, а теперь, при испанце, называла его королем.
— Разве Варенн не знает все хорошенькие личики во Франции? — сказал он. — Они все записаны в его памяти, и при случае он вынимает их оттуда по одному, как буфетчик бутылку из шкафа.