Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.
Шрифт:
она подняла глаза, и
прямо в глаза ей ударила молния.
В одном фильме Питера Гринуэя, который вы, конечно, видели, беседует компания англичан, и каждый рассказывает, как в него угодила молния, и как он выжил. Если бы Гринуэй был знаком с Гортензией, он, несомненно, включил бы ее в свою коллекцию. В ту минуту ей показалось, что она не выживет: сердце у нее бешено забилось, потом замерло, потом снова бешено забилось, мозг сделался жидким, как бараньи мозги под масляно-лимонным соусом, она ощутила жар и холод в таких местах, о которых я не должен упоминать, она встрепенулась,
Более или менее уверившись в том, что она уцелела в неистовой буре чувств, она взглянула в окно, чтобы увидеть причину такого смятения; в окне отражался Красивый Молодой Человек, со странно знакомыми и в то же время какими-то неопределенными чертами лица. Магнит его глаз слегка отклонился, увлекая за собой взгляд Гортензии.
Все это происходило в полнейшей тишине. Слышно было только, как стучат колеса на стрелках. Поезд останавливался на станциях, опять трогался, одни пригородные домики сменялись другими, а колени Гортензии все теснее прижимались к коленям молодого человека, ее взгляды все теснее переплетались с его взглядами.
Поезд остановился в Сент-Брюнильд-на-Опушке. Поезд терпеливо ждал, пока Гортензия соберет волю в кулак, а книги — в пластиковую сумку, и сойдет на платформу, чтобы навестить тетю Аспазию. Гортензия не шелохнулась. Вздохнув, поезд тронул с места. Платформа станции проплыла у нас перед глазами:
Сент-Брюнильд-на-Опушке Сент-Брюнильд-на-Опушке Сент-Брюнильд-на-Опушке Сент-Брюнильд-на-Опушке Сент-Брюнильд-на-Опушке Сент-Брюнильд-на-Опушке, говорили панно на столбиках, они проносились все быстрее, и все труднее было их прочесть, а поезд, вздыхая, увеличивал скорость, чтобы уложиться в расписание.
— Вы пропустили станцию, мадемуазель, — вежливо заметил молодой человек.
Не веря своим ушам, Гортензия взглянула на него. Этот голос. Этот голос. Не может быть. Это был… Это был Морган (то есть, как мы знаем, князь Горманской). А он, словно догадавшись, что она сейчас произнесет его имя, приложил к губам указательный палец левой руки (вертикально), призывая к молчанию (надо сказать, у польдевцев этот жест имеет совсем другое значение, и Гортензия прекрасно знала об этом. Она покраснела).
— Может быть, имеет смысл сойти на следующей станции. Через тридцать семь минут будет поезд в обратную сторону.
Следующая станция была Сент-Габриэль-во-Ржи. Как и Сент-Брюнильд-на-Опушке, она примыкала к лесу, только с другой его стороны. Сойдя на платформу, Гортензия почувствовала слабость и головокружение, и Морган (то есть князь) предложил ей ненадолго зайти в кафе возле станции, чтобы восстановить силы. Арапеда в пределах видимости не было.
Они зашли в кафе возле станции и молча выпили по бокалу лимонада. Затем Морган предложил прогуляться в Сент-Брюнильд через лес, не спеша: от свежего воздуха ей станет лучше. Гортензия согласилась.
Лес был зеленый, густой и темный. Среди кустов вилась тропинка, уводившая в сторону Сент-Брюнильд. На краю леса была дощечка с надписью:
Вы входите в лес. Будьте осторожны!
За одним деревом может скрываться другое!
Они вошли в лес. Они молчали. Они держались за руки. Кругом росли цветочки — красные, белые, желтые, голубые. Гортензия нарвала цветов и воткнула себе в волосы, но они не хотели держаться. Ее сердце, чувства,
Они вышли из леса. Они все еще молчали. Оказавшись в Сент-Брюнильд-на-Опушке, они не пошли к домику тети Аспазии. Они сели в поезд в сторону Города. И сошли в Бекон-ле-Муйер. У самой железной дороги стояло массивное здание почти без окон. На вывеске было написано: «Флобер-отель». Они вошли внутрь. Хозяйка, кривая на один глаз и косая на другой, дала им ключ от номера 37 и полотенце. Они поднялись на четвертый этаж. В комнате было только одно окно с грязными занавесками, выходившее на железную дорогу. Внизу в обе стороны проносились поезда.
— Раздевайся, — сказал Морган.
— Сначала ты, — сказала Гортензия.
Вот так, воскресным вечером, во «Флобер-отеле», в отвратительной, и одновременно райски прекрасной комнате Гортензия свершила Прелюбодеяние (иначе не скажешь; хотя по моей просьбе социологи провели обследование, и только шесть процентов опрошенных сказали, что им известно значение этого слова).
На ужин Гортензия подала зеленый горошек. Муж сказал ей «спокойной ночи» и ушел в редакцию. Гортензия пошла в свою комнату. Шесть плюшевых коала дожидались ее, чинно сидя в ряд на пианино. Они гадко посмотрели на нее — все, кроме одного, самого мягкого, самого плюшевого, самого любимого. Она взяла его в постель, прижала к груди и заснула.
Во сне она видела Горманского, Моргана, своего любовника. Снова, как несколько часов назад, во «Флобер-отеле», она склонялась над ним и целовала улитку на левой ягодице — фабричную марку князей Польдевских.
Но точки, которые усеивали улитку, были не на месте!
Глава 16
Допрос на колокольне
Вслед за воскресеньем, которое мы посвятили исключительно любовным безумствам Гортензии, нашей героини, и Горманского-Моргана, настало утро понедельника, и нам надо вернуться к расследованию, — пока не особенно успешному, — дела об убийстве Бальбастра.
В понедельник утром у Арапеда прескверное настроение. Увлекшись чтением парадокса об ученике в книге Люсьена де Самиздата, он упустил Гортензию в Сент-Габриэле-во-Ржи и доехал до самого Сент-Кюкюфа. Арапеда можно понять, парадокс и правда замечательный: у знаменитого адвоката есть ученик, которому он преподает искусство выступления в суде. «Когда мне вам заплатить, учитель?» — спрашивает ученик. «Когда выиграешь первый процесс». Через некоторое время ученик заявляет, что готов приступить к адвокатской работе, и ставит учителя в известность о том, что ни в коем случае не собирается ему платить. «Не понимаю, — говорит учитель, — ты ведь должен заплатить мне, когда выиграешь первый процесс. Значит, по-твоему, ты не сможешь выиграть никогда?» «Смогу, — отвечает ученик, — но вам я не заплачу». Разъяренный учитель подает в суд. Но вот парадокс: если дело выиграет учитель, ученик по закону должен заплатить, а по уговору не должен, поскольку проиграл. Если выиграет ученик, по закону он платить не должен, но по уговору должен, поскольку это его первый выигранный процесс. В каждом случае возникает противоречие, и это доставляло Арапеду такое наслаждение, что он начисто забыл о слежке.