Прекрасная и неистовая Элизабет
Шрифт:
Кристиан не ответил. Ему было досадно, что Элизабет ворвалась к нему в комнату, и он думал о возможных осложнениях из-за этого происшествия.
— Я шучу, лапочка, — продолжила Франсуаза. — Дай мне, пожалуйста, мою сумочку и приоткрой ставни, а то мне плохо видно как наносить грим.
— Он молча исполнил ее просьбу. Пожелтевшее, помятое лицо Франсуазы осветилось утренними лучами.
— Не смотри на меня! Я, наверное, ужасно выгляжу! — воскликнула она. Кристиан зажег сигарету, сел на табурет перед камином и стал разводить огонь. Сухие щепки сразу загорелись. Подкинув еще два полена на раскаленные угли, он отвернулся. Франсуаза
— Она была девственницей? — спросила она вдруг.
Кристиан секунду поколебался и ответил:
— Да. А что?
— Это потрясающе! Расскажи…
— А тут нечего и рассказывать.
— Как это нечего? Я уверена, что это чудесно для такого мужчины, как ты, сделать из девочки женщину, открыть ее для себя… Она послушна и хороша в постели?
Трещали поленья, разгораясь все сильней. Франсуаза убрала свою щеточку и провела по губам помадой.
Кристиан вздохнул:
— Она поражает меня каждый раз.
— Порочна?
— Нет.
— Это, должно быть, тебя и возбуждает!
— Может быть. Когда я с ней, у меня такое впечатление, что я держу в руках все, что дышит, что живет на этом свете…
— Ты не собираешься сделать ей ребенка?
— Господь с тобой!
— А жениться на ней?
— Об этом не может быть и речи.
— Ну тогда ты меня успокоил. А то я вижу, что ты по уши врезался. Наверное, в глубине души ты проклинаешь меня за то, что я осталась с тобой этой ночью!
— Нет, — ответил Кристиан. — Это даже к лучшему. Пора уже, чтобы она поняла, привыкла и согласилась любить меня таким, каков я есть…
— Неисправимый гуляка, аморальный тип.
— Вот именно!
— Ты прав. Ты ничего не выиграешь, поддерживая иллюзии молодой девушки. Значит, с этой стороны никаких сожалений. И с другой, надеюсь, тоже?
— С другой?
— Ну да! Ведь нам с тобой было неплохо в этой постели? Или ты уже не помнишь.
Он заставил себя улыбнуться:
— Ну конечно же, я помню!
— А ты сравниваешь?
— Ты дурочка!
— Я не спрашиваю тебя, что ты предпочитаешь. Все равно соврешь. Отвернись, я встаю…
Кристиан подошел к окну. Увидел снежный склон и огромное голубое небо. Он потянулся. Мысли его вернулись к Элизабет. Чувствуя, что она ускользает от него, она показалась ему вдвое желаннее. Она была редкой вещью, которую рано или поздно какой-нибудь идиот уведет у него. Он не любил расставаться с предметами или существами, которых он выбирал сам, по своему вкусу, чтобы украсить ими свою жизнь. Но как убедить эту взбунтовавшуюся девчонку вернуться к нему?
— Я вижу, ты огорчен! — сказала Франсуаза, положив ему руку на плечо.
Она оделась. Солнечный луч скользнул по ее светлым волосам. Только что подкрашенные губы сладко пахли. Кристиан понюхал ее, поцеловал в висок и проговорил:
— Эта история смешна! Забудем о ней!
— Наоборот, поговорим о ней! Ты напрасно беспокоишься, Крис! Ты найдешь ее, эту дикарку. Но даже если ты ее и не найдешь, велика ли беда? Есть другие. Через две недели мы поедем в Канны. Клянусь, что там ты найдешь себе развлечение!
Если надо, я буду твоей нянькой!
— Ты мне больше нравишься в другой роли, — сказал Кристиан, поцеловав кончики ее пальцев.
— Смотрите-ка! А если я больше не захочу? Если я тоже оскорбилась оттого, что ты меня обманываешь? А если
Она подняла руку, как бы желая ударить его, но вместо этого нежно погладила Кристиана по щеке. Он позволил это сделать, стоя перед ней с озабоченным видом и глядя в пол.
— Ты позавтракаешь со мной, лапочка? — спросила она.
— Нет. Спасибо, — ответил он.
— Тогда приходи обедать.
— Возможно, приду.
— Мы будем одни. До вечера! И еще раз говорю тебе браво за твою комнату. Эта атмосфера савойской фермы так приятна. Вчера Сюзи и Жан-Марк просто обалдели от нее!
Когда она ушла, Кристиан побрился, умылся, тщательно оделся и вышел на порог. Лыжи Элизабет стояли перед домом, воткнутые в снег.
Переходя от стола к столу, Элизабет машинально вставляла в вазочки три гвоздики и две веточки аспарагуса. Вернувшись с фермы, она терпеливо выслушала упреки матери за то, что пошла на Рошебрюн, а не на рынок за цветами, как каждую субботу. В ее отсутствие за цветами сбегал Антуан и, конечно же, купил цветов второго сорта! Элизабет смотрела на розовые помятые лепестки гвоздик и подумала, что они похожи на старых кокеток. Ведь находились же люди, которым нравились полуувядшие цветы и зрелые женщины легкого поведения! Она с такой силой поставила пазу на стол, что капли воды брызнули из нее на скатерть. У нее дрожали руки. Гнев сдавливал грудь. Элизабет подошла к столику у большого окна, на который надо было поставить вазу. Делая букет, она невольно посмотрела в окно и силы покинули ее: к гостинице шел Кристиан. На нем был черный лыжный костюм и красный шейный платок. На плече он нес две пары лыж: свои и Элизабет. Не думая о последствиях своего поведения, она выбежала из столовой, пробежала через холл, толкнула клиента и, едва извинившись перед ним, выскочила на крыльцо в тот самый момент, когда Кристиан ставил ногу на первую ступеньку.
— Зачем вы пришли сюда? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Я принес твои лыжи, — сказал он спокойно. — Видишь, я поставил их около стены.
— Немедленно уходите!
— Только после того, как позавтракаю, Элизабет!
Он медленно поднялся к ней. Она посмотрела ему прямо в лицо и прошептала:
— Бесполезно настаивать. Вы все равно сюда не войдете!
Он остановился, опустив руки, с насмешливой улыбкой на губах:
— Ты не позволишь мне?
— Нет.
— Перед всеми?
— Перед всеми, клянусь вам! Даже перед родителями. Если надо будет, я закричу. Мне уже все равно. Уходите!
Кристиан покачал головой. Глаза его погрустнели.
Он вздохнул:
— Ну что ж, Элизабет. Я не буду врываться в твою дверь. Только ты пожалеешь о своем отказе. Ты пожалеешь, потому что все еще любишь меня, не подозревая об этом. Ты думаешь, что презираешь меня, а сама любишь. Ты будешь любить меня всю жизнь…
Пятясь назад, он спустился сначала на одну, потом на другую ступеньку, не сводя с нее глаз, словно желая загипнотизировать ее, затем повернулся к ней спиной и решительным шагом направился к дороге. Элизабет простояла на крыльце несколько секунд, абсолютно ничего не чувствуя. Ее победа удивила ее. Красный платок удалялся. Она прижала руки к груди. Ей не хватало воздуха. Слезы душили ее. Чтобы успокоиться, она обошла вокруг гостиницы, глубоко вдыхая воздух при каждом шаге. Когда она вошла в холл, ее мать разговаривала с клиенткой. Увидев дочь, Амелия остановила ее: