Прекрасная маленькая принцесса
Шрифт:
Как так получается, что каждый раз, когда я чувствую, что могу вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха, моя мать хочет снова затолкать меня под воду? Но я знаю, что нет смысла спорить с ней. Мы уже так далеко зашли. Мне нужно довести это до конца. Я сделаю все, что потребуется, чтобы Сильвия стала моей, потому что это сохранит нашу семью. Но я съеживаюсь при мысли о том, чтобы снова заставить ее плакать.
Принцесса Маркетти кажется такой… хрупкой. Как будто ее действительно заперли в какой-то башне, вдали от уродства мира, на все эти годы. И она пробуждает
9
СИЛЬВИЯ
Адреналин бежит по моим венам, когда мой преподаватель по искусству заканчивает свою утреннюю лекцию. Окидывая взглядом несколько рядов перед собой, я изучаю широкую спину Петра. Он даже не потрудился взглянуть на меня сегодня, когда вошел в наш единственный общий класс. Хотя я благодарна, что избавилась от его жестокого взгляда, это в то же время меня расстраивает. Потому что, судя по всему, именно мне придется протянуть оливковую ветвь после поворота событий на нашем семейном ужине. Хотя это он меня чуть не изнасиловал.
Моя щека саднит от воспоминания о пощечине, которую дал мне отец, когда Матрона и Петр покинули наш дом в эти выходные. Он дал ее, как только дверь его кабинета закрылась за мной. Я все еще слышу ледяной тон отца, его слова звенят у меня в ушах:
— Я устал от твоих надутых губ. Ты достаточно долго манипулировала своими братьями, раззадоривая их и побуждая выступать против моего решения принять брак с мальчиком Велесом. — Сказал он.
Я прикусила язык, зная, что все, что я скажу в тот момент, только усилит мое наказание.
— Я хочу, чтобы ты загладила свою вину, — приказал отец. — Играй с Петром Велесом по-хорошему. Извинись. Покажи ему, что ты будешь хорошей женой. Веди себя хорошо.
— Но…
— Нет! Никаких споров, неблагодарная маленькая дрянь. — Прорычал он, поднимая руку, словно собираясь ударить меня во второй раз. — Просто проследи, чтобы все было кончено. Я не хочу слышать о большем конфликте между вами двумя. Это понятно?
Теперь я проглатываю свою гордость, быстро беру блокнот и карандаш и кладу их в сумку. Затем я бросаю ее через плечо, когда Петр встает со стула. Он снова делает вид, будто меня здесь нет, шагая к двери с той же небрежной уверенностью, которая придает ему столь устрашающий вид.
Я быстро иду, чтобы догнать его, и мне это удается только на полпути по коридору к выходу из здания.
— Петр! — Кричу я, чтобы привлечь его внимание, когда подхожу достаточно близко.
Он останавливается, оглядывается через плечо, и его яркие серые глаза находят мои. Они обезоруживают меня так же, как и в первый раз, когда я их увидела. Мои шаги замедляются, так как внезапно сдают нервы. Но когда он узнает меня, Петр поворачивается ко мне лицом. Выражение его лица тщательно сдержанно, в глазах намек на подозрение.
— Чего ты хочешь? — Спрашивает
Я делаю последние несколько шагов, останавливаясь всего в нескольких футах от него.
— Я…, я хотела извиниться, — начинаю я. Хотя за что я должна извиняться, я на самом деле не знаю. Я уже извинилась за то, что сделали с ним мои братья, хотя я не могла контролировать их действия. Я даже не знала их намерений. И я ничего не сделала, кроме как старалась быть с ним любезной.
Я отбрасываю обидные мысли в сторону, заставляя себя сосредоточиться на том, чего ждет от меня отец. Веди себя хорошо, повторяю я себе. Я смущенно смотрю на проходящих мимо нас студентов, которые, кажется, излишне заинтересованы в нашем разговоре. Вероятно, ждут, не устроим ли мы еще одну сцену, как на прошлой неделе.
Петр замечает мой косой взгляд, и одна из его бровей медленно поднимается. Странным рыцарским жестом он указывает на одну из комнат с художественными принадлежностями неподалеку от нас.
— Хочешь поговорить где-нибудь менее… публично?
Я благодарно киваю, и тепло разливается по моей шее и заливает щеки. Может быть, теперь, когда нашим родителям пришлось вмешаться, мы сможем снова встать на правильную ногу. Начать сначала. Хотя я сомневаюсь, что мы когда-нибудь будем счастливой парой, я надеюсь, что мы сможем найти хоть какое-то подобие вежливости.
Он позволяет мне идти впереди, и я открываю узкую дверь, входя в знакомое хранилище. Полки из ДСП достигают потолка, на всех лежат разные краски: немного масла, немного акрила, немного акварели. Мириады цветов заполняют пространство.
Дверь тихонько щелкает, закрываясь, и я поворачиваюсь лицом к Петру в замкнутом пространстве. Он ближе, чем я думала, он заполняет тесное помещение и оставляет меня загнанной в угол. Насыщенный аромат его одеколона окружает меня, и мое сердце учащается.
Я тяжело сглатываю.
— Ты говорила, — подсказывает он, когда я не могу говорить.
— Я просто пытаюсь извиниться… за все, что произошло с тех пор, как ты приехал в Роузхилл. — Вот. Это должно покрыть любые оскорбления, которые, по его мнению, я нанесла.
Он подходит ближе, вторгаясь в мое личное пространство, и я делаю шаг назад. Мои плечи натыкаются на полку позади меня, и мне некуда идти.
— Тебе жаль? Ты думаешь, несколько слов все исправят? — Он бормочет, его низкий голос вибрирует глубоко в моем нутре.
Его лицо оказывается опасно близко к моему, напоминая мне о быстром поцелуе, который он украл, прежде чем уйти из моего дома в эти выходные. Даже после всего, это все еще вызвало толчок во мне, когда наши губы встретились. Его взгляд скользнул вниз к моим губам, как будто он думал о том же.
У меня перехватывает дыхание.
Холодная улыбка изгибает уголки его губ, и его глаза снова встречаются с моими.
— Если ты действительно хочешь все исправить, ты можешь встать на колени и попросить прощения, — выдыхает он.