Прекрасная маленькая принцесса
Шрифт:
— Но Матроне удалось все изменить, верно? Ваша Братва известна даже в Чикаго как одна из сильнейших в США.
Петр пожимает плечами.
— Думаю, она удерживает наш клан вместе только силой воли. — Он криво улыбается и откусывает еще кусочек, давая понять, что это все, что он хочет сказать по данному вопросу.
— Ты скучаешь по отцу? — Спрашиваю я.
Его сильные брови опускаются в хмурое выражение, и Петр продолжает откусывать и жевать, как будто ему нужно глубоко обдумать вопрос.
— Да, — говорит
Наверное, я задаю не те вопросы, потому что открытая легкость и обаяние, которые он демонстрировал все утро, кажется, улетучиваются. И все же я чувствую, что в основе многих качеств Петра лежит его отец. Интересно, говорит ли он когда-нибудь с кем-нибудь о нем?
Осторожно я пытаюсь перевести тему в более легкое русло.
— Каким был твой отец?
Глаза Петра смягчаются, но он доедает свой сэндвич, прежде чем ответить на мой вопрос.
— Умным. Очаровательным. Смешным. Он мог заставить мою мать смеяться, чего она, по-моему, не делала со дня его смерти. В нем было такое… присутствие. Он не был самым крупным мужчиной — высокий и подтянутый, если быть точным, но то, как он себя вел, вызывало уважение, понимаешь?
Не задумываясь, я протягиваю руку Петра и слегка сжимаю ее. Его глаза опускаются на мою руку, и грустная улыбка появляется на его лице. Его пальцы смыкаются вокруг моих, теплые, грубые и сильные. Это заставляет мое сердце трепетать. Затем он еще раз сжимает их, прежде чем отстраниться.
— Может, пройдемся и поговорим? — Предлагает он, жестом указывая на ухоженную парковую дорожку.
— Конечно. — Я откусываю последний кусочек от своего сэндвича и сминаю обертку, прежде чем выбросить ее в мусорное ведро. Вытерев лицо салфеткой, я присоединяюсь к Петру. Его охрана уступает нам дорогу, когда мой жених предлагает мне свой локоть, и я осторожно кладу свою руку на его руку.
— Наверное, трудно идти по стопам отца без его руководства. Он кажется невероятным человеком, — мягко говорю я, осмеливаясь продолжить разговор, хотя понимаю, что это опасная почва.
Петр изучает меня краем глаза, словно пытаясь понять мой мотив. Как будто я собираю информацию, а не искренне пытаюсь узнать его получше. Какое странное, сложное минное поле, по которому нам поручено лавировать. Добиться мира, выйдя замуж за врага своей семьи.
Только я ему не враг.
Мне не нравится, как его мать поступила с невестой Касса, и я ненавижу, что она нанесла шрам на лицо моего брата. Но все это не относится к Петру и это не наша история, и я не собираюсь усложнять наши отношения, возводя на него ответственность, и о том, что я могла бы на него обидеться, о том, как он обращался со мной в колледже последние несколько месяцев, я отчаянно пытаюсь не думать сегодня.
— Это тяжелая мантия, — признается он. — Но это и честь — быть сыном Александра Велеса. Он был великим человеком.
—
Мой собственный отец далеко не хороший. Он не заботится обо мне. Он никогда не находил времени, чтобы узнать меня получше. Он не преминул сообщить моим братьям и мне, что я была навязана матери в качестве наказания. У него уже было трое сыновей, и ему не нужен был еще один ребенок. Но она не могла попытаться бросить его с ребенком в животе и без денег, чтобы прожить.
Единственный другой пахан, которого я знаю, — брат Бьянки Илья. Он пугает меня, но Бьянка говорит, что он добр к ней, хороший человек, что бы это ни значило в нашем мире. Потом я вспоминаю Нико и тут же жалею о своей циничной мысли. Мой брат — хороший человек. Что бы он ни делал.
Поняв, что заблудилась в собственных мыслях, я бросаю взгляд на Петра и вижу, что он наблюдает за мной. В его глазах затаилось тревожное понимание.
— Он был замечательным отцом, — тихо говорит он. — Любящим. Терпеливым. Лучше, чем я заслуживал.
Это разбивает мое сердце. По многим причинам меня убивает осознание того, что Александр Велес был любящим отцом. Что Петру пришлось пережить такую потерю в юном возрасте. Что Матроне пришлось бороться, чтобы защитить наследие своего мужа. Что такого человека можно так легко забрать из мира, в то время как такой человек, как мой отец, продолжает жить. Это так несправедливо.
— Скажи мне, Сильвия, что тебе нравится? — Бодро спрашивает Петр, резко меняя тему.
— Ну, мне нравится каждая минута сегодняшнего дня, — признаюсь я, вспоминая наше насыщенное утро и все те невероятные достопримечательности, которые мы увидели.
— Я не об этом тебя спрашивал, — нажимает он. — Чем ты любишь заниматься в свободное время?
— О… Ну, в основном, искусством. То есть я люблю читать, но рисование — это то, в чем я могу просто потерять себя. — В этом семестре я сделала много рисунков углем, многие из которых помогли мне справиться с эмоциональными проблемами, с которыми я столкнулась. Но я намеренно держу это при себе, так как он был главной причиной моих потрясений.
Петр озорно улыбается, его глаза загораются от идеи, которая только что пришла ему в голову.
— Тогда пойдем. Я знаю, каким будет наше следующее занятие. — Он хватает меня за руку и с энтузиазмом тянет за собой по тропинке, в ту сторону, откуда мы пришли.
От его руки по моей руке бегут мурашки. Они струятся по позвоночнику, вызывая головокружительную дрожь. Я иду за Петром, почти бегу трусцой, чтобы не отстать от его бодрого шага, и хихикаю. Никогда раньше я не видела его таким целеустремленным в том, куда он идет.
— Куда ты меня ведешь? — Спрашиваю я, бросаясь за ним.