Прекрасная разбойница
Шрифт:
— Пожалуйста, мадам, успокойтесь, — начал Финни, обескураженный горячностью Кэтлин. — Я никого и ни в чем не обвиняю, однако поймите, что…
— Я понимаю только то, что вы жестоко заблуждаетесь. Мой муж — честный, всеми уважаемый человек. И одно лишь предположение, что он способен на отвратительные преступления, оскорбительно для него! — Кэтлин задыхалась от гнева. — Немедленно извинитесь перед ним и покиньте мой дом.
Финни кивнул и поднялся.
— Уйти-то я уйду, мадам, а вот извиняться не стану. Внешность вашего мужа соответствует описаниям Черного Пирата. Периоды его отлучек совпадают
— «Сейведж» — судно не черного, а темно-синего цвета, — твердо заявила Кэтлин.
— Черный, темно-синий… — Финни выразительно помолчал. — Ночью это одно и то же.
— Но у вас нет никаких доказательств, все это не более чем совпадения… А этого вряд ли достаточно, чтобы осудить человека. А теперь, по-моему, вам пора уйти.
Финни поклонился.
— Подчиняюсь вам, мадам. — Бросив проницательный взгляд на Эрика, он добавил: — Но за вами будут следить, сэр… и очень внимательно. И если вы тот самый человек, которого я ищу, предупреждаю: я не успокоюсь до тех пор, пока вы не заплатите за все свои преступления.
— В таком случае, констебль, мне нечего бояться: я не тот человек, которого вы ищете.
— Со временем разберемся. Честь имею.
Кэтлин и Эрик молчали, пока дверь не захлопнулась за ним.
— Если мне когда-нибудь придется предстать перед судом, Кэтлин, надеюсь, ты согласишься стать моим адвокатом, — усмехнулся он.
— Господи, и как ты только можешь шутить? Этот человек хочет тебя повесить…
— А я-то думал, что тебя это обрадует, дорогая моя…
Тут Кэтлин вспомнила о недавних жестоких словах Эрика, и ее гнев и раздражение обратились на него. Когда она беспокоилась, что муж лежит раненый в лесу, он отнесся к ее тревоге с сарказмом. Когда она страстно хотела ему отдаться, Эрик сказал ей жестокие бесчувственные слова. Теперь, когда Кэтлин тревожилась за его жизнь, муж отнесся к этому с небрежным безразличием.
— О да, сэр, и в самом деле это меня обрадует! — злобно крикнула она. — По крайней мере это избавит меня от вас. И никогда уже вам не удастся оскорблять меня и жестоко обращаться со мной…
— Жестоко с ней обращаться, подумайте только! И как же это я обращаюсь с вами, мадам? Что-то я не вижу ни одного синяка, ни одной царапины на вашей нежной коже и на теле, которое вы так откровенно выставляете передо мной напоказ изо дня в день!
— Да как ты смеешь! Я выставляю напоказ свое тело?! Это я-то, уродливая и толстая оттого, что ношу в чреве твоего ребенка! Да об этом даже подумать смешно!
— Что ж, наконец-то ты сказала правду. Я все это время знал: ты возмущена не только тем, что я снова вошел в твою жизнь… Нет, ты к тому же ненавидишь и моего ребенка. Впрочем, я чувствую облегчение, поскольку наконец-то услышал от тебя это признание.
Кэтлин задрожала.
— Да как ты можешь обвинять меня в том, что я ненавижу…
— Живя рядом с тобой, дорогая моя, это сделать не так уж и трудно. Ты — злая и бессердечная ведьма, и я с нетерпением жду того дня, когда ты наконец родишь моего ребенка, после чего мы с ним покинем этот дом, и я никогда
— Ты хочешь забрать моего…
Кэтлин показалось, что на нее обрушился страшный удар. Так, значит, все это время он собирался украсть у нее ребенка! Ее дитя, ребенка, который рос сейчас в ней и которого она любила больше жизни! Она была так счастлива вынашивать это крохотное существо! Кэтлин собралась с силами.
— Да что же ты за чудовище, если хочешь разлучить мать с ее ребенком? — На глазах Кэтлин появились слезы.
Эрик уже пожалел о своих жестоких словах, однако горечь и разочарование дали знать о себе.
— Что я слышу! Неужели же в тебе наконец заговорили материнские чувства? Вот уж не ожидал этого.
— И ты еще осмеливаешься говорить о моей холодности? Это ты сам смотришь на меня с ненавистью, хотя когда-то твой взгляд был таким теплым и нежным! — Кэтлин ударила кулаком по столу. — Господи, каким же ты стал чудовищем! Кто же ты такой?
— Кто я? Твой любящий супруг. — Эрик саркастически улыбнулся.
По щекам Кэтлин струились слезы. Она подняла голову и посмотрела на него.
— Мой супруг — да, может быть. Но вот любящий? Нет, сэр. Вы и представления не имеете о том, что означает это слово. Вы не Эрик Кросс, а какой-то отвратительный демон, вселившийся в него и укравший у него все то, что было достойно любви. И прежде чем отдать вам ребенка, плод моего чрева, я скорее убью… — Рыдания сотрясли тело Кэтлин, когда она осознала, что угрожала крохотной жизни, которой так дорожила. Вскрикнув от ужасной душевной боли, она выбежала из комнаты.
Как понимать ее слова? Неужели она когда-то любила его? Но если так, то почему же убежала из Кингстона? Это казалось ему совершенно бессмысленным. Подойдя к бару, Эрик налил себе бренди и залпом выпил. Он решил обо всем подумать и разобраться в своей сложной и запутанной жизни.
Долго стоял Эрик возле окна в кабинете, глядя, как постепенно темнеет, и чувствовал, как что-то похожее на свет проникает в его душу.
Опасаясь последствий, но догадываясь, что отступать больше нельзя, он поднялся в комнату жены.
Кэтлин уже давно перестала плакать и стояла у окна в своей комнате, глядя в сад. Она понимала, что должна что-то предпринять и помешать Эрику забрать у нее ребенка, но так ничего и не придумала. Сейчас Кэтлин думала и помнила только о безжалостном, жестоком, исполненном ненависти взгляде Эрика. И уже в который раз она спросила себя, чем заслужила такую ненависть. На этот вопрос Кэтлин не знала ответа. Однако сознавала, что должна примириться с настоящим, а не играть в бесполезные игры со своим прошлым.
В дверь ее комнаты тихо постучали, и, не подозревая, что это Эрик, Кэтлин ответила:
— Входите! — Не оборачиваясь, она негромко добавила: — Дульси, пожалуйста, зажги свет.
Кэтлин услышала, как чиркнула спичка, и, когда темная комната осветилась, она обернулась и вскрикнула:
— Эрик!
Огонь вспыхнул в душе Кэтлин, когда муж посмотрел ей в глаза. Он молчал, но стоило Кэтлин встретиться с ним взглядом, чтобы все страхи исчезли. Вместо злобной ненависти она увидела боль.
Помолчав какое-то время, Эрик наконец задал тот вопрос, который мучил его так давно: