Прекрасней всех на свете
Шрифт:
– Я работаю на фабрике вместе с Дэвидом – неожиданно ответила Джуди.
Она как будто репетировала эту фразу все то время, пока мы спорили с ним, выдав ее безоговорочно быстро и четко.
– Мгха…гха-гха…ха-ха-ха – изображая смех, отец демонстративно поперхнулся очередным куском хлебной пены – и что же вы там делали вместе, расскажи мне, пожалуйста…, Джуди… – унизительно разглядывая ее, спросил он.
– Сегодня произошла небольшая авария в блоке конфирмации РНК. Во время пентагинеза, вышел из строя основной модуль синтеза, и мы с Дэвидом были вынуждены покинуть фабрику
– Да ты что! В первой же день моему сыночку дали важное задание! Не может быть! Какой же он у меня хороший мальчик, да Джуди? – ехидно произнес отец.
Складывалось ощущение, что он не понял ничего из того, что она сказала. Возможно, даже и не хотел вникать в ее слова. Но при этом, он просто не мог сдержать себя от издевок в мой адрес.
– И что же это за задание?
Очевидно не зная, что ему ответить и куда скрыться от аристократично-строго взгляда, Джуди неуверенно произнесла:
– Нам следовало…
– Достаточно! Нам пора!
Резко прервав Джуди, я встал из-за стола. Ощутив слабость и головокружение, добавил:
– Джуди, помоги мне одеться, мы найдем другое место, где можно отдохнуть от работы. Рад был повидаться…папа…
– Сядь на место, Дэвид! Ты не доел свой ужин! – прорычал отец, нахмурившись, словно хотел напугать меня злобным голосом.
Все, на что мы могли рассчитывать - дать ему вдоволь насладиться издевками и самоутвердиться за счет унижения и регулярного упоминания моей несостоятельности.
Я старался хладнокровно наблюдать за всем, что он говорил и делал. Это было нелегко, хотя я и пытался убедить себя в обратном. Все, что происходило сейчас, было логичным результатом его деградации, которую я видел всю свою жизнь. Жаль, но это правда. Я не знал, что все так далеко зашло. Возможно, это было вызвано его возрастом и неоправданными надеждами на счет меня. И конечно, все можно списать на то, что происходит это с подавляющим большинством населения города. На ярую веру и на последствия слишком глубокого соития с Омегой, еще в молодости. И даже на то, что его бросила мама когда-то. Тем не менее, я помню его другим и хорошо знаю, он стал таким не по чужой воле…
– Ты сошел с ума. Я не хочу продолжать все это – ожидая Джуди в коридоре, сказал я.
– Я твой отец! Не смей так говорить со мной. И иди в свою комнату и…
Отец внезапно прекратил разговор, когда увидел, что на его руке загорелся индикатор криптофона. Отодвинув рукав белого халата, он нажал на область под кожей и ответил кому-то в приватном режиме.
Мы с Джуди смотрели на его испуганные и озабоченные глаза. После, он глубоко вдохнул, встал из-за стола и молча убрал посуду.
Я решил воспользоваться моментом и поторопил Джуди быстрее покинуть его жилище. Она подошла ко мне абсолютно опустошенной, осторожно обняла, словно понимая как мне это нужно. Мы оба услышали вслед:
– Покажись лживый Бог, покажись мистер Яху! Наша мать пришла за тобой, мерзкий лжец! – размахивая руками во все стороны, притворным голосом ребенка изливался отец - ты помнишь, как
В конце ему стало заметно грустнее, он снова сел за стол, оставшись за ним уже один.
Он держался от нас вдалеке, когда через несколько секунд в его квартиру ворвались четыре вооруженных пентаморфа — таких же, как Джуди. Заломив мне руки, они произвели наш незамедлительный арест. Стиснув губы, отец продолжал сидеть за столом, смотря на меня с испугом и чувством выполненного долга.
Наверное, я навсегда запомню его лицо в тот момент, когда на нас направили распылители и, бросив на пол, протокольно зачитали обвинения. В нем кипели сомнения, я был уверен в этом.
Доносы как анонимные, так и открытые - привычное явление для всех граждан города. Пожалуй, в конечном итоге, не важно кто это сделает, родной отец или случайный свидетель, итог будет один – человек искупит свою вину перед обществом, растворившись на фабрике до последней капли.
Когда я ощутил на себе непреодолимую, разрушительную силу отцовского равнодушия, отнявшую драгоценные часы на спасение, когда лежал на полу и смотрел ему в глаза, то сразу понял - насколько это больно. Не обидно даже, а именно больно, где-то в груди и дальше. Боль была невыносимой, не смотря на то, что ждал я ее, наверное, всю свою жизнь.
Играя пальцами по столу и одновременно разглаживая небольшую поседевшую бородку на скулистом лице, он смотрел на меня холодным стеклянным взглядом. Смотрел, почти не моргая. Через несколько мгновений, в его глазах что-то прояснилось, и он стыдливо отвел взгляд, поняв, что я внимательно наблюдаю за ним.
После того, как нас с Джуди уложили вниз лицом, в квартиру молча вошли два сотрудника фабрики, одетые в почетную форму работников центрального департамента наказаний. В их глазах проглядывались лишь приказы и чьи-то четкие инструкции. Они принесли с собой два черных ящика, похожих на деревянные. Массивные, в некоторых местах слегка поломанные от износа, даже расцарапанные кем-то. По бокам, к ящикам были прикреплены длинные истрепанные ленты. Именно этими лентами, нам с Джуди обвязали руки и ноги, сперва надев ящики на головы через специальное отверстие.
Как только я оказался в полной темноте, упираясь носом в стенку скверного ящика, сразу же постарался прислушаться к окружению, сосредоточившись на всех приглушенных звуках. Я хотел иметь хотя бы какое-то представление о том, что происходит с Джуди.
Не могу сказать, был ли я готов, к тому, что нас арестуют или произойдет что по-хуже, но Джуди меня снова удивила. Я не слышал от нее ни слова и не видел сопротивления, когда нас скручивали и обвязывали лентой. Она сохраняла невозмутимость и покорное спокойствие. Опять, как тогда на складе, впала в полуживое состояние.