Прекрасный желтый Дунай
Шрифт:
— Конечно нет, более того, если самый честный человек на земле на кого-нибудь похож, то только на вас!
— Тем не менее целых четыре дня, господин Егер, меня считали главарем контрабандистов, и, казалось, председатель Рот ничуть в том не сомневался…
— Господин Круш, — признался господин Егер, — поверьте, если бы я был свободен, когда узнал о вашем несчастье, то примчался бы в Пешт, чтобы заступиться за вас… Когда же я освободился, дело было уже закончено… Более того, я узнал обо всем слишком поздно, чтобы написать председателю Международной комиссии и сообщить ему все, что могу…
— О! Господин Егер, было очень неприятно оказаться запертым в четырех стенах, но, честное слово, я не испытывал никакого беспокойства… В своей невиновности я был
— Правда, здесь нет здравого смысла, и, я думаю, вы уже забыли об этом злоключении…
— Как если бы его и не было, господин Егер…
— Кстати, а обо мне не упоминалось в этом деле?
— Ни разу, господин Егер. Никто не знал и до сих пор не знает, что я путешествую не один… а если вас кто-то и видел случайно в моей лодке, то мог подумать, что я просто подвожу кого-то…
— Значит, мое имя никем не называлось?
— Ни-ни, господин Егер. Только я его знал. А я, как вы понимаете, не так прост, чтобы проговориться…
— Однако, господин Круш, вы могли рассчитывать на мои показания…
— Да, я думал об этом, но знал, что выкручусь сам, и, кроме того, это могло обернуться для вас неприятностями…
— Неприятностями, почему?
— Потому что комиссия могла решить, что вы и есть Лацко…
— Я?
— Ну да! Теоретически вы могли воспользоваться возможностью в полной безопасности пройти вниз по реке… а меня могли принять за вашего сообщника… Нет уж… Я предпочел молчать.
— И были совершенно правы, — согласился господин Егер, который с каким-то особым вниманием выслушал все, сказанное компаньоном. — О! Как вы были правы, спасибо, друг, за ваше молчание…
— Да что вы, господин Егер! В конце концов, думаю, вам было бы не труднее, чем мне, доказать свою невиновность.
— Разумеется, господин Круш, разумеется!
Когда наступил вечер, лодка причалила к берегу у деревушки, где господин Круш мог продать свой улов и пополнить запасы хлеба и мяса.
На следующий день, после удачной рыбалки на зорьке, течение вновь подхватило плоскодонку, и она быстро поплыла дальше. На австрийском берегу, пологом, часто затопляемом, пограничники, стоявшие неподалеку друг от друга, переговаривались между собой. Наполовину солдаты-наполовину крестьяне, они не получали никакого вознаграждения за службу в мирное время. Понятно, что строгость австрийских порядков делает довольно затруднительной остановку на этом берегу, поэтому, чтобы избежать всяких неприятностей, Илья Круш охотно общался с берегом противоположным.
Там уже стояли многочисленные суда, не желавшие плыть в темноте. Их было около тридцати, шедших друг за другом. Среди барж по-прежнему выделялась та, хорошо управляемая, которую господин Егер заметил неподалеку от Штрудельского ущелья.
— Что касается рыбалки, — говорил Илья Круш, — то река одинаково богата рыбой как с той стороны, так и с этой. И мне, господин Егер, можно сказать, везло… Продажа улова принесла в общей сложности сто двадцать семь флоринов и семнадцать крейцеров. Это позволяет думать, что вам не придется ни о чем сожалеть в конце нашего путешествия…
— Я всегда был такого мнения, господин Круш, — отвечал господин Егер, — это вы потеряете на нашей сделке!
В течение четырех дней, которые потребовались лодке, чтобы дойти до Оршовы, пришлось плыть по весьма капризному и извилистому руслу, сохранявшему генеральное направление на восток и служившему правым своим берегом военным рубежом. Она прошла мимо города Семендрии [105] , некогда бывшей столицей Сербии, чью крепость на высоком мысу, перегораживающем часть русла Дуная, защищает целый венец башней и донжонов. В этом месте река с лихвой искупает неплодородность полей, раскинувшихся выше города, — повсюду, вплоть до устья Моравы [106] , фруктовые деревья, сады, роскошные виноградники. Эта река стремится к Дунаю по
105
Речь идет о городе-крепости Смедерево, сильнейшего в то время на Дунае. Он был столицей сербского средневекового государства — деспотицы. Взятие Смедерева турками знаменовало конец сербской национальной государственности.
106
Эту Мораву, сербскую, не следует путать с одноименной чешской рекой, впадающей в Дунай слева и упоминавшейся ранее.
После Семендрии плоскодонка благополучно миновала Базиаш, где в ту пору заканчивалась железная дорога из Вены [107] (в скором времени она будет продолжена до Оршовы), затем прошли Голубац [108] , с его прославленными руинами, затем легендарные пещеры, в одной из которых святой Георгий схоронил тело собственноручно убитого им дракона. С двух сторон на каждом повороте реки высились островерхие утесы, у их подножия пенились воды, а на горных вершинах, более высоких на турецком берегу, чем на венгерском, рос густой лес.
107
Железная дорога сейчас не доходит до этого городка, первого румынского населенного пункта на Дунае; она заканчивается в двух десятках километрах севернее, в сербском селении Бела-Црква.
108
Голубац — в средние века Голубац был одной из важнейших дунайских крепостей. За право владения ею в XV веке шли жестокие бои между сербами и турками. Стены позднейшей крепости (турецкой) сохранились до наших дней. Верн несколько изменил название крепости: Колумбац (Columbacz).
Каждый турист, несомненно, не раз остановился бы, чтобы подольше полюбоваться вблизи на чудеса, которые река открывает здесь взору. Он вышел бы на берег в ущелье Казан [109] , одном из самых примечательных на реке, проследовал бы вдоль волока, чтобы посмотреть на знаменитую скрижаль Траяна [110] — скалу, где еще сохранилась надпись, напоминающая о кампании этого славного римского императора.
Но ни господин Егер, ни Илья Круш не предавались осмотру достопримечательностей: движение торговых судов по-прежнему полностью владело вниманием первого, тогда как второй, следуя капризам течения, думал, вдоль какого берега плыть — турецкого или сербского.
109
Казан — третье сверху ущелье Железных Ворот; подразделяется на Большой и Малый Казан.
110
Сербское название этого памятника — Траянова плоча.
Таким образом, после полудня 24 июня, в довольно дождливую погоду, они прошли карпатскую гряду, которая простирается от Польши до Балкан и пересекает Дунай в том месте, где открывается его четвертый бассейн.
На границе, уже на территории Валахии, стоят две Оршовы — старая и новая. Здесь Дунай входит в османские земли, иначе говоря в турецкие провинции, которые покинет лишь в самом конце, у впадения в Черное море. Оршова, естественно, является военной базой, занятой валашскими солдатами. Именно здесь путешественники самым неприятным образом подвергаются полицейской тирании и таможенным притеснениям.