Прелести

Школин Андрей

— Значит, стуканул на тебя француз? — Миха разделся по пояс и развалился на русской лавке рядом со мной. — Жарко, однако.

— Он не стуканул, у них такое понятие отсутствует. Он вовремя доложил начальству о единичном случае невыполнения приказа. Тебе что ли рассказывать. Ты же бывший офицер?

— Я офицер другой армии. Русской.

— Да? Ты же недавно жаловался, что в нашей армии и денег не платят, и вообще всё плохо.

— Денег не платят… — он лениво посмотрел вниз, туда, где наматывали

круги вокруг волейбольной площадки, готовясь к тесту Купера, другие волонтёры. — Но армия другая.

* * *

— А когда приедешь?

— Скоро…

Кто мог знать, что это скоро растянется на пол года, до декабря 2003-го? Перелётная птица всегда остро чувствует необходимость возобновить движение. И, в попытке отыскать вечную весну, вынуждена метаться взад-вперёд, туда-обратно в замкнутом зимой пространстве. Я почувствовал поздней осенью…

Дверь открыла Марина и от неожиданности замерла, не произнося ни слова. Минуту молчания пришлось прервать мне:

— Ну, здравствуй. Видишь, зашёл, как договаривались.

— Ой! Ну… — она всплеснула руками. — Да заходи же, пропажа, — и укоризненно покачала головой. — Ну, как это называется? Разве мы так договаривались? Проходи, проходи, раздевайся.

— А не поздно?

— Да при чём тут поздно? Это же надо, за столько времени первый раз появился и ещё спрашивает: «Не поздно ли?»

— А Ирина дома? — снял куртку и повесил на вешалку.

— Конечно дома. Пойдём в комнату. Есть будешь?

— Буду.

— Значит, поужинаем вместе, — и подтолкнула меня в спину.

Вошёл в комнату и сразу же встретился взглядом с Ирой. Она лежала на диване, укрытая по пояс одеялом, перебирала руками какие-то мягкие вязаные безделушки и, видимо, смотрела телевизор. Изменилась. Повзрослела? Пожалуй. Но не только это. Во взгляде было что-то уж слишком взрослое, не присущее детям в таком возрасте. Что-то, чего раньше я не замечал точно.

— Привет, — подошёл к дивану и сел на край его.

— Привет, привет, — она протянула руки и ухватилась за пальцы. — Вот, значит, какой ты обманщик. И сказку не закончил, и приехать забыл.

— Забыл, — честно признался я. — А сказка не закончилась, она продолжается. И ты ещё узнаешь, что там произошло.

— А я уже и так знаю, — её руки крепко сжали мои пальцы. — Хочешь, расскажу?

— Знаешь? А мне, если честно, казалось, что это моя сказка и её знаю только я. В смысле, всю, полностью. Но если ты считаешь по-другому, то я послушаю.

— Конечно послушаешь, тебе ведь тоже интересно.

Усмехнулся и мягко подёргал Ирину за мизинцы:

— Ты повзрослела. Уже почти невеста.

— Конечно, — просто отреагировала она, — следующий раз застанешь меня чьей-нибудь женой. Если будешь так долго ездить.

Марина, улыбаясь, подошла

и поправила на дочке одеяло.

— Ты надолго в Москву?

— Всего лишь до завтра, и намерен у вас заночевать. Если оставите, конечно.

— Только до завтра? — женщина поджала губы и тоже присела на диван. — И куда потом?

— В Париж, — достал заграничный паспорт и показал визу. — Утром вылетаю из Шереметьево.

— В Париж? — Марина с удивлением перевела взгляд с паспорта на меня. — И сколько ты там пробудешь? Или навсегда?

— То, что не навсегда — это сто процентов, — спрятал документ в карман. — А сколько пробуду, зависит от обстоятельств. Вот… Ну, рассказывайте, как вы тут живёте. Мы ведь уже сколько не встречались?

— Да поговорим ещё, успеем, — хозяйка встала и махнула рукой. — Пойдём, поможешь из кухни посуду принести. Мы как раз ужинать собирались.

— Пойдём.

На кухне Марина плотно прикрыла за нами дверь и, включив воду, уселась на стул возле окна. Я примостился на таком же стуле рядом. Вода вырывалась из крана с грохотом водопада. За окном стемнело. Женщина переставила пару тарелок, причём, как мне показалось, просто поменяла их местами. Странная мимика — лицо напряжено, но в то же время… Разговор не начинался, а я, со своей стороны, вместо того, чтобы снять напряжение, тоже восседал как изваяние. Наконец, Марина, следуя примеру своей дочери, просто взяла меня за руки, и крепко-крепко сжала пальцы.

— Знаешь, Андрей, я вот что хочу сказать… Ирина пролежала три месяца в больнице, последние три месяца, — и опять помолчала. — Я ведь по телефону тогда тебе говорила?

— Нет, не говорила… А мне показалось, она хорошо видит.

— Да нет… Видит она действительно хорошо. Не в зрении дело. У неё другое. У неё сердце болит. Так вот всё не Слава Богу.

— И что, это так серьёзно?

— Серьёзно. Она сейчас даже встать не может самостоятельно. Сегодня ещё полегче, а бывает неделями мучается. Сердце, ведь ты сам понимаешь… В больнице уже второй раз лежала.

— А врачи что говорят? — я только сейчас понял, почему Ира не поднимается с дивана.

— Врачи что? — пожала плечами. — Лечат. Уже год лечат. А сердце всё равно болит. Оно ведь врачей не слушает, — женщина попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Вот, значит, какие пироги…

— Да не говори. Беда за бедой. Недаром поговорка есть: «Беда одна не ходит».

— А раньше, ну когда она незрячая… Побаливало сердечко?

— Нет. Меня уже и врачи об этом спрашивали. Они, кстати, до сих пор не понимают, почему зрение восстановилось. Говорят, чудо… — Марина отпустила руку и принялась собирать посуду. Сложив в пирамиду нужные чашки, она вдруг искоса поглядела в мою сторону. — Ты Александра давно видел?