Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги
Шрифт:
Директор ЦРУ Алистер Сафт приехал на работу в половине одиннадцатого.
Нельзя сказать, что он не работал — он просто был совой и предпочитал именно такой график работы. До двух часов ночи — он сидел на квартире Роберта Когана (Кагана) вместе с такими же, как он неоконсерваторами и планировал список первоочередных действий — кого посетить, на кого нажать, кому и о чем напомнить. Результатом, которого он намеревался достичь был массированный ракетный удар по России.
Как и большинство американских евреев и представителей эмигрантов из Восточной Европы (а основной кадровый состав неоконов был именно оттуда) — Алистер Сафт питал к России лютую ненависть. Неизвестно, откуда она исходила, может, из тех времен, когда в России была
Особую злобу вызывало у них то, что в одиннадцатом году все провалилось. Деньги — были благополучно разворованы, а выбранный ими на роль лидера «Снежной революции» молодой человек, учившийся в Йеле ничего не смог сделать. Он, в сущности, был не таким плохим человеком — его числили в разряде полезных идиотов, во время его учебы на Западе его, как брандер взрывчаткой, набили идиотскими, не имеющими никакого отношения к реальностями теориями демократии, прав человека и государства, толерантности — и отправили обратно как чумную крысу, заброшенную в осажденный город. Но люди не поверили ему. В конце восьмидесятых — такому же харизматичному горлану — главарю поверили, а сейчас — нет. Видимо прав был Ландсбергис, говоря что в России полностью отсутствует совесть. Попытка воззвать к совести закончилась ничем, русские выбрали Президентом совершенно бессовестного, но при этом очень эффективного в политике человека. Все страны Запада многое бы отдали за то, чтобы этого человека не было — но он был и с тех пор, как он опять стал президентом, Запад испытывал постоянную головную боль. С ним очень непросто было договариваться, он всегда отстаивал какие-то неявные, но очень серьезные интересы, он ни в грош не ставил то, что на Западе по умолчанию воздвигалось на пьедестал — свобода, конкуренция, рыночная экономика, толерантность. Наконец, опасаясь каких-то действий против себя, он дал волю крайне опасному политическому течению — русскому национализму, который британский Королевский институт международных отношений придумал называть русским фашизмом. Результатом стало то, что страны Запада, скрипя зубами от ненависти и отвращения, были вынуждены поддерживать законную власть в России — ее крушение угрожало приходом к власти настоящих националистов и крахом всего миропорядка, созданного после девяносто первого года.
Приняв решения, которые надо было принять, Сафт завалился домой спать, а утром — поехал на работу…
Он уже давно сидел не в старом здании. Не так давно, позади знаменитого старого корпуса был возведен новый, названный «Антитеррористический центр имени Джорджа Буша» — в честь человека, сын которого вторгся в Ирак и, в общем-то, сделал возможным ту волну террора, которая захлестывала сейчас свободный мир. Как только корпус был закончен — весь директорат переехал в новый корпус на восьмом этаже. Теперь, взамен кабинета в старом здании, вытянутого, углового, продуваемого и неудобного, директору ЦРУ полагался приличный кабинет на восьмом этаже нового здания, похожий на директорский кабинет руководителя крупной корпорации.
Его машина припарковалась прямо напротив лифта — старый президентский лимузин был одной из тех вещей, которые грели тщеславную душу Сафта. Сопровождаемый двумя сотрудниками службы безопасности — раньше в здании директор ходил без охраны, охрана ждала на первом этаже — Сафт поднялся на восьмой этаж, прошел в приемную…
— Сэр…
Директор обернулся. Знакомое лицо… ах, да, Восток. Черт, как не вовремя…
— Ал… верно?
— Александр, сэр. Ближний Восток.
— Да… не могли бы вы зайти немного позже… Марси назначит время.
— Боюсь, что нет, сэр.
Директор даже споткнулся… он не привык слышать слово «нет».
— Сэр, информация чрезвычайной важности. Код Альфа.
Этого не хватало…
— Хорошо… десять минут. Марси, предупреди начальников секторов относительно селекторного.
— Да, сэр…
В кабинете директора Сафта — обращали на себя две вещи. Большой американский флаг — настолько большой, что это было уже неприлично и большая стена, на которой хозяин этого кабинета был изображен пожимающим руки различным государственным и общественным деятелям, в основном иностранцам. На сленге такая стена называлась «я люблю себя».
— Десять минут… Ал.
— Сэр, хватит и одной. Посмотрите на эти снимки.
Директор раздраженно поднял один снимок, затем другой. Раздражением — он пытался скрыть тот факт, что он отлично разбирался в ракурсах съемки на первую полосу газеты, но при этом совсем не разбирался в разведывательных снимках и тонкостях их расшифровки. И даже не хотел научиться разбираться. Директор Сафт как и всякий плохой руководитель — придерживался той точки зрения, что его задачей является определять общую картину, общее видение и докладывать его в Белом Доме и на заседаниях СНБ — а частностями пусть занимаются подчиненные. Тот факт, что любая общая картина состоит из мелких частностей, и если ты не разбираешься в этих мелких частностях, то превращаешься в говорящего попугая — его ничуть не смущал.
— Где это снято?
— Пакистан, сэр. Пакистано-афганская граница. Тот снимок, который вы держите в руках — это район Пешавара.
— Как к вам попали эти снимки?
— Случайно, сэр. Аналитик АНБ видимо перепутал направления Ближнего и Среднего Востока и направил мне эти снимки.
— Черт бы их побрал… — директор процедил сквозь зубы еще более крепкое ругательство — и что, по-вашему, означают эти снимки. Кстати, почему вы их не уничтожили, а пришли ко мне? Вы считаете, что я буду разбираться с нарушением режима секретности?
— Нет, сэр. Я вижу опасную концентрацию сил на самой границе. Необычно большую и опасную концентрацию сил. Мне интересно, почему никто не обращает на это внимания? Почему никто не пытается с этим разобраться.
— Господи, нам не хватало разбираться еще и с этим. Вы хоть представляете, что творится на территории бывшей Украины?
— Отлично представляю, сэр.
— Нет, не представляете. Там — вот-вот разразится полномасштабная война, и мы должны будем что-то предпринять по этому поводу. А у нас сейчас чертовски много фишек на столе, эти проклятые военные поставили нам подножку в самый неподходящий момент…
— Сэр, там тоже может разразиться война. Я вижу как минимум по усиленной моторизованной дивизии в двух точках сосредоточения: северной — близ Пешавара и южной — близ Кветты. Все это не просто так.
— Конечно, не просто так. Просто Кветта и Пешавар давно превратились в рассадники самого махрового экстремизма. Пакистанцы это терпели, пока он не стал угрожать им самим. Теперь они намереваются разобраться с этим, да как следует. Откровенно говоря, я рад, что до них, наконец, дошло. Моя поездка не пропала даром.
— Сэр, они собираются бомбить собственные города?
Директор недоуменно поднял брови.
— С чего вы взяли?
— Вот снимки базы ВВС близ Пешавара. Видите — техника на открытых стоянках. Ремонтируется. А вот тут — нечто сильно похожее на двухкилевой истребитель. Откуда он, черт побери, взялся у нищего Пакистана? Сауды одолжили им наш новейший F15? Или это китайская Сушка [147] ? Мы что-то пропустили связанное с резким усилением пакистанских ВВС или как?
147
Китайская копия СУ-27. К сожалению, в те времена производство шло полным ходом.