Преображение
Шрифт:
Под стать торпедам была и артиллерия. Система управления огнём с одним КДП главного калибра заимствовалась у крейсеров проекта 26бис, превосходя по своим возможностям упрощённые, серийно устанавливаемые на эсминцах. И управляла она аж двенадцатью стволами 130-миллиметрового калибра. Пушки Б-7 спаривались вертикально в одной люльке и две такие спарки составляли вооружение каждой башни. Соответственно были расширены и артпогреба. Такое решение было обусловлено желанием повысить плотность зенитного огня. Поскольку установки были не стабилизированы и скорострельность лимитировалась периодом качки, увеличение количества стволов было единственным решением. При этом четырёхорудийная башня, по сравнению со стандартной, потяжелела всего на десять процентов. Но, как бы ни мала была эта величина, размещать главный калибр линейно-возвышенно побоялись, вторая башня на носу устанавливалась на одном уровне с первой, глядя стволами ей "в затылок", третья ставилась на корме.
Над главным калибром, в диаметральной плоскости возвышенно, со своей собственной СУО, размещался первый зенитный. Изначально предполагалось, что это будут 37-миллиметровки, но при рассмотрении вариантов в работе у Таубина нашлась трёхствольная 57-миллиметровка
Противолодочное вооружение корабля, хоть и было стандартным для эсминцев, включало в себя гидролокатор и обычные глубинные бомбы, но их боекомплект был увеличен, а количество пусковых РБУ "Гирлянда" удвоено. На палубу можно было принять сто двадцать мин. Но самое главное, "Преображение", помимо четырёх стандартных теплопеленгаторов был оснащён радаром, чего не было ни на одном корабле флота рангом ниже крейсера.
Получив в состав флота такое чудо, которое изначально задумывалось как корабль сопровождения авианосцев в открытом океане, способный защитить своих подопечных накоротке от любой угрозы с воздуха, с поверхности и из-под воды, в наркомате ВМФ не придумали ничего лучше, чем обозвать его лидером и зачислить флагманом в противолодочную бригаду, мотивируя своё решение схожестью силовых установок. Среди 500-тонных малых противолодочных кораблей "Преображение Господне" смотрелся как слон в отаре овец, но для действий вместе с эсминцами он не годился из-за малой скорости, для крейсеров слабоват, а его предполагаемые подопечные перешли на Север, дорога туда с Чёрного моря с лета 41-го года советскому ВМФ была закрыта.
Новоявленный флагманский корабль ни командование флота, ни самой бригады, по понятным причинам не жаловало. Комбриг контр-адмирал Владимирский брезговал даже подниматься на борт, предпочитая выходить в море на "Чайке" или "Сороке", а "Преображение" изо дня в день продолжал уныло стоять на якоре в самой глубине Севастопольской бухты. Ему не нашлось даже места у пирса, потому, что основной состав противолодочников был гораздо скромнее по размерам, а в чужое хозяйство "гадкого утёнка" не пускали. Капитан-лейтенант Тухов попытался было заикнуться комбригу о боевой подготовке, но тот его сразу осадил, заявив:
– Мне один твой выход в море по топливу как учёба целого дивизиона за тот же период обойдётся! Четырёх кораблей! Каждый из которых основную задачу бригады - топить вражеские подлодки, выполнит не хуже твоей посудины! Четыре или один! А у меня лимит! Улавливаешь? Приходи, когда разбогатеем.
Поняв, что на любые свои обращения он получит "полный отлуп", Александр Борисович только тихо вздохнул и вопрос личного состава даже затрагивать не стал. Между тем, экипаж "Преображения" был поистине удивительным. На весь корабль, кроме капитана-штрафника, только один кадровый командир, старпом старший лейтенант Скворцов, да и тот разжалован за пьяную драку из каплеев. Будучи ещё лейтенантом, он успел понюхать пороха в Испании, отличившись там отчаянной храбростью, порой граничащей с безрассудством. Подвиги его не остались незамеченными и, награждённый орденом Ленина, он, по возвращении на Родину, стал быстро расти в званиях и продвинулся по служебной лестнице на должность командира дивизиона торпедных катеров. Но, увы, пережив страх и ярость настоящих атак, он нигде не мог найти ничего похожего в мирной жизни и стал топить неудовлетворённую жажду острых ощущений в вине. Тухову тут и самому было в пору запить, но он ещё в самом начале своих злоключений решил для себя, что никому не удастся его сломать и компанию своему старпому за бутылкой составлять не стал. Из остальных командиров единственным, кто ходил в море до того, как поднялся на борт "Преображения", был штурман лейтенант Загриценко, призванный на службу из торгового флота. Он успел, после окончания училища, походить пару лет по Чёрному морю в составе экипажа небольшого каботажного грузового судна. Но тут вышел закон о всеобщей воинской обязанности и Пахому Загриценко пришлось надеть погоны. Подвело штурмана непролетарское поповское происхождение, хоть и воспитывался он в детском доме после смерти родителей. Все другие лейтенанты, на удивление, как один, были вчерашними студентами, призванными на флот на два года срочной. Ни один корабль флота так командным составом не комплектовался, но, видимо, в наркомате ВМФ заранее решили, что лидер в море ходить не будет, а значит, на него можно сослать кого угодно. "Слишком умные" студенты, имевшие какие-либо изъяны в характеристиках и биографиях, пришлись как раз ко двору.
Под стать комсоставу на "Преображении Господнем" были матросы и старшины. Собрав в один экипаж успевших послужить "залётчиков" со всего ЧФ и разбавив его призывниками, имевшими в личных
Поняв, в какой переплёт он попал, капитан-лейтенант Тухов всю свою энергию направил на то, чтобы как можно больше снизить муки моряков от пытки бездельем и постарался так загрузить экипаж, чтобы на вредные мысли не оставалось ни сил не времени. Всю зиму он тренировал подопечных, пусть "на сухую", по основным специальностям, добиваясь овладения ими в совершенстве. А после, когда казалось изучить матчасть глубже уже невозможно, стал тасовать расчёты боевых постов, добиваясь взаимозаменяемости. С этой же целью он осадой взял Владимирского, который не сумел найти отговорок и разрешил отправлять "преображенцев" в море на других кораблях бригады на стажировку. Иначе как учить, к примеру, акустиков, если они знают, как пользоваться гидролокатором, но "живую" подлодку никогда не слышали? Командир, по возможности, постарался выпихнуть в море всех, хоть на крейсерах, хоть на эсминцах.
Его усилия не пропали даром. В апреле "Преображению", после многочисленных дотошных проверок, вымотавших все нервы, разрешили наконец-таки выйти в море со штатным экипажем, который не "подпирали" как осенью, заводские специалисты и представители КБ, сдающие флоту свои "изделия". Не поддаваясь на провокационные подначки контр-адмирала Владимирского, который то и дело дёргал его:
– Что ты телишься? Не на своём прежнем корыте...- Тухов осторожно, помня о том, что рулевые и машинисты не имели никакой практики, вывел лидер из бухты и пошёл на полигон. Зачётные задачи он выполнил всего лишь "удовлетворительно", даже, несмотря на то, что артиллеристы накрыли цель, щит, должный изображать вражескую лодку в надводном положении, первым же залпом, а вторым добились прямого попадания. Предвзятость принимавших зачёт, цеплявшихся за каждую мелочь, была капитан-лейтенанту очевидна, но он был доволен результатом, изначально не надеясь на большее. Зато теперь его корабль по всем правилам считался полностью боеготовым и Тухов надеялся, что хоть теперь его перестанут "мариновать" в базе.
Напрасно. По возвращении с моря "Преображение" вновь оказался под "береговым арестом", что сразу же сказалось не лучшим образом на моральном состоянии экипажа. Заразив людей своим стремлением доказать всем, что они могут, что они не хуже других, он воодушевил их, заставил работать на совесть, но награды за это не последовало. Ситуация стала быстро накаляться и возмущение уже было готово прорваться наружу, но тут началась война и все прежние переживания сразу же отошли на второй план.
В ночь с 14 на 15 мая 1942 года флот отражал воздушный налёт на главную базу. Береговая радиолокационная станция обнаружила строй бомбардировщиков противника на удалении ста километров, что дало запас в двадцать минут до удара, чтобы не только объявить боевую тревогу, но и вырубить в городе весь свет. Глядя на то, как немецкие самолёты, подходящие с разных высот и направлений, сбрасывают на фарватер на парашютах мины, Тухов только скрипел зубами от бессилия. Боекомплект кандидату в бунтовщики, по разумению командования флота, был не положен, обстрелять противника "Преображению" было не чем. И как же было обидно смотреть, как подсвеченные наводимыми по радиолокатору прожекторами лидера, вражеские бомберы заходят на цель и по ним никто не бьёт, поскольку каждый занят своими целями.
– Как же так?!
– сжимая кулаки, чуть не плакал с досады молоденький командир БЧ-5 лейтенант Парамонов, выдвинувшийся из сверстников за то, что кроме математики ничем совершенно не интересовался, в том числе и марксизмом.
– Вот так, - глухо отозвался командир корабля.
– Война большая, успеешь ещё пострелять. Потом.
Потом. Потом, не успел ещё закончиться воздушный налёт, далеко в море засверкали зарницы и до берега донеслись глухие отголоски далёких залпов. Эсминцы первого дивизиона, "Свирепый" и "Способный", бывшие "Москва" и "Харьков" при поддержке торпедных катеров схлестнулись с крейсерами противника и их эскортом, подкрадывавшихся в темноте, чтобы обстрелять город и порт. Как и рассчитывали итальянцы, командующий флотом не рискнул выводить по заминированному фарватеру в море главные силы, но то, что их обнаружили так далеко от берега, сорвало операцию. После первой же стычки корабли противника развернулись и, развив максимальную скорость, стали уходить в сторону Босфору, не оставляя катерникам шансов догнать их и атаковать торпедами, а в более крупных кораблях силы были слишком не равны и советские эсминцы тоже отвернули к базе. Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский отыгрался, подняв ещё до рассвета с крымских аэродромов минно-торпедную авиадивизию, настигшую "пиратов" и пустившую ко дну "Тренто", "Фиуме" и два эсмица типа "Солдати" из четырёх. "Гориция" уцелела, но все корабли получили серьёзные повреждения. В первый же день войны итальянский флот лишился всех тяжёлых крейсеров. Поднятые с анатолийских аэродромов истребители подоспели к месту боя слишком поздно, чтобы успеть перехватить советские СБ-М, которые уходили на север, за границу предельного радиуса действия.